Мягкая сила в международных отношениях. «Мягкая сила» и теория международных отношений
К концу ХХ века большинство научных школ пришло к необходимости расширенной интерпретации такого понятия, как «сила» в теории международных отношений. Толкование силы только как военного потенциала признавалось несоответствующим реалиям глобализации и неэффективным для практики внешней политики.
В этой связи, ряд исследователей предпринял попытки теоретического осмысления трансформации силы в международных отношениях. Они стали выделять различные уровни, аспекты, виды силы. Исследователи концепции «мягкой силы» рассматривают теории о различных видах силы, которые появились с наступлением эпохи глобализации, в качестве предшественниц идей Дж. Ная – автора концепции «мягкой силы».
Такие теоретики «мягкой силы», как Дж. Галларотти, Дж. Маттерн, А. Вавин и другие писали о том, что концепция «мягкой силы» коррелируется с третьим «лицом» силы, о котором писал С. Льюкс.
Дж. Галларотти также указывает на схожесть концепций Льюкса и Ная. Он пишет, что идея «мягкой силы» Дж. Ная имеет много общего с третьим «лицом» силы С. Льюкса, которое выражается в доверии других акторов, достигамом в процессе вовлечения в принятия и реализации решений. Как указывает Галларотти, в основу теории Льюкса в свою очередь легли идеи К. Маркса и А. Грамши об идеологической легитимизации капитализма. Грамши являлся выразителем «радикального видения власти», так как считал идеологическую гегемонию политической манипуляцией в пользу правящего класса, которая заставляла людей действовать против их же собственных интересов.
Дж. Галларотти на данном этапе утверждает, что в таком случае это не мягкая сила, так как, по его мнению, «мягкая сила» позволяет избегать конфликтных ситуаций, даже скрытых.
А. Вавин считает, что «мягкая сила» Дж. Ная соединила в себе все предшествующие теории, называя его концепцию «всеобъемлющей». Вместе с тем, исследователь указывает, что Дж. Наю удалось сделать значительный шаг в теоретическом развитии категории «силы» в международных отношениях. Именно Дж. Най предложил новое видение соотношения мягкой и жесткой силы, введя образ континуума. Континуум «мягкая – жесткая сила» продемонстрировал новые нюансы, которые раньше игнорировались исследователями-международниками.
Как отечественные, так и зарубежные исследователи роли «мягкой силы» во внешней политике, размышляя о концепции «мягкой силы», подчеркивали, что сама идея непрямого и скрытого влияния в мировой политике не нова. В российском дискурсе теме теорий-предшественников концепции Дж. Ная было уделено особое внимание. Если в зарубежном исследовательском сообществе, ученые чаще всего видели истоки теории «мягкой силы» в наработках теоретиков, изучавших роль силы и власти в теории международных отношений, то отечественные исследователи считали важным начинать отсчет с более ранних философов, которые в своих учениях развивали тему ненасилия.
Так, Е. Панова указывает, что предложенный Дж. Наем термин описывал не принципиально новое, а давно существующее явление, которое, однако, до этого не имело общепринятого академического определения. А. С. Песцов и А. Бобыло утверждали, что концепция мягкой силы» «оформилась как результат многочисленных предшествующих дискуссий о сущности власти и силы, различных их формах и проявлениях в мировой политике.
Таким образом, можно заключить, что в научном сообществе, как отечественном, так и зарубежном, исследователи сходятся на том, что концепция «мягкой силы» сформировалась как результат теоретических наработок более ранних исследователей. Идея «власти над сердцами и умами» и несилового влияния развивалась в древнекитайской и древнегреческой философии, затем нашла отклик в работах мыслителей Средневековья и Нового времени. С наступлением ХХ века, который привнес в мир новые технологии, коренным образом изменившим характер власти как во внутригосударственных, так и в международных отношениях, о ней стали говорить намного больше и чаще.
Авторство концепции «мягкой силы» в научном сообществе неоспоримо: термин и теория появились на свет благодаря американскому ученому Дж. Наю. Концепция «мягкой силы» Дж. Ная получила широкую известность в мире: ее приняли к сведению национальные правительства, она стала предметом детального анализа ученых-политологов, на ее основе появились новые теории в международных отношениях, а также государственные внешнеполитические стратегии. Нередко теория Дж. Ная преподносилась в некорректном и искаженном виде. В связи с этим, представляется важным обратиться к первоисточникам, в которых он сформулировал свои идеи о «мягкой силе».
Одной из самых эффективных стратегий во внешней политике для международных акторов в XXI веке американский политолог считает стратегию «мягкой силы». Так, в разных работах Наем давались разные определения феномену «мягкой силы». Зачастую, эти определения были обрывочны или слишком образны и не давали четких теоретических характеристик авторской концепции.
Так, начиная с 1990 года Дж. Най в своих трудах чаще всего определял «мягкую силу» как «способность заставить своего партнера хотеть того же, что и ты». В статье «Сила и взаимозависимость в информационную эпоху» 1998 года он утверждает, что «мягкая сила – это способность достигать желаемых результатов в силу того, что другие хотят того же, что и ты». Зачастую, автором давались более короткие определения, такие, как: «мягкая сила – это способность увлекать и привлекать» или «мягкая сила – это более способность убеждать, чем принуждение». Часто Дж. Най определял «мягкую силу» через способность актора быть привлекательным и убедительным: так он указывал, что «мягкая сила» – «это способность достигать результатов с помощью своей привлекательности, а не с помощью принуждения».
Вместе с тем, для Дж. Ная мягкая сила выступает как способность формировать повестку дня в мировой политике, так чтобы конструировать или изменять предпочтения своих партнеров. Подобное определение стало одним из первых, которое Дж. Най дал феномену «мягкой силы» в статье 1990 г., где указывал, что «мягкая сила» – это способность страны структурировать ситуацию таким образом, чтобы другие страны формировали свои предпочтения или же определяли свои интересны в выгодном этой стране русле».
Дж. Най расширил свое определение этого феномена и предоставил одно из наиболее полных определений в работе 2011 г. «Будущее власти»: «Мягкая сила – это способность влиять на других при помощи приобщающих инструментов, определяющих международную повестку дня, а также при помощи убеждения и позитивной привлекательности, с целью достижения желаемых результатов».
Дж. Най считал важным подчеркнуть, что «мягкую силу» нельзя воспринимать как инструмент манипуляции другими международными акторами. Открытая или скрытая манипуляция приводит лишь к ухудшению партнерских отношений и не дает желаемых результатов в процессе международного взаимодействия.
Дж. Най достаточно четко определяет ресурсы, которыми международные акторы могут использоваться для реализации своих стратегий «мягкой силы». С момента появления концепции «мягкой силы», исследователь выделял три основных источника. В своих первых трудах он обозначал эти источники, как культурную и идеологическую привлекательность, а также правила и институты международных режимов. В книге «Мягкая сила. Способы достижения успеха в мировой политике» он определил, что ресурсами являются культура, политические ценности и внутренняя политика, и внешняя политика, а также предоставил развернутое определение ресурсам «мягкой силы»: «мягкая сила страны основывается на трех источниках: ее культуре (в тех аспектах, которые привлекательны для других), ее политических ценностях (при условии, что она их воплощает во внутренней и во внешней политике) и внешней политике (при условии, что другие считают законной и моральной)».
В его работах также встречаются указания на более конкретные источники «мягкой силы», к примеру «ценности, пример и уровень процветания могут быть ресурсами «мягкой силы». Интересно так же отметить, что ресурсами «мягкой силы» США, по его мнению, могут выступать открытость общества и политической системы и тот факт, что свободная пресса, Конгресс и суды могут критиковать и корректировать политику.
Говоря о культуре как об источнике «мягкой силы» международного актора Дж. Най делает важное разграничение между «высокой культурой» и «популярной культурой» (поп-культурой) или массовой культурой. Очевидно, что ресурсы высокой культуры (классическая литература, живопись, музыка, а также современное искусство, не предназначенное для широкой аудитории) могут быть успешно включены в стратегию «мягкой силы» только для весьма узких кругов в других странах – для зарубежных элит. К тому же, не каждый актор международного пространства обладает такими ресурсами, ввиду исторических причин или же особых политических установок. Продукты массовой культуры, наоборот, предназначены для самых широких слоев населения самых разных стран, ввиду несложности своего содержания и доступности для понимания. Современный участник мировой политики, даже при условии отсутствия исторического опыта продвижения своих культурных продуктов на мировой рынок, может, поставив себе соответствующую цель, выйти на международную аудиторию с интересным и популярным проектом массовой культуры, успех которого будет иметь положительный эффект для его международного имиджа. Американский политолог считает, что поп-культура обладает огромным потенциалом для укрепления «мягкой силы» государства. Говоря о возможностях в этой сфере Соединенных Штатов, он писал: «Американская поп-культура всегда будет иметь глобальную аудиторию, как бы мы себя не вели».
В вопросе политических ценностей и внутренней политики Дж. Най считает важным подчеркнуть необходимость воплощения в жизнь правительствами декларируемых ценностей, а также реализации соответствующей внутренней политики. Политическое лицемерие в вопросах практической реализации общественных идеалов может дорого стоить международному актору и полностью дискредитировать его стратегию «мягкой силы». Необходимо отметить, что американский исследователь говорит не о любых политических ценностях и подходах к внутренней политике. Будучи представителем западного общества постмодерна, для которого, в соответствии с теорией Ф. Фукуямы, уже наступил «конец истории», он апеллирует к единственно верной системе внутреннего политического устройства. Согласно утверждению, Ф. Фукуямы, в эпоху глобализации самой эффективной моделью является модель экономического и политического либерализма, у которой не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. Поэтому для Дж. Ная фактически только реализация западного политического сценария международным актором может стать эффективным ресурсом «мягкой силы».
Также, как и с другими аспектами концепции, исследователи могут говорить скорее о некоторых особенностях процесса формирования стратегии «мягкой силы», на которые указывал Дж. Най в своих работах. Так, исследователь указывал на определенные инструменты, использование которых может сделать внешнеполитическую стратегию «мягкой силы» более успешной, где упоминает «официальные инструменты «мягкой силы». К ним он причислял: публичную дипломатию, радио- и телевещание, программы обменов, содействие развитию, ликвидацию последствий стихийных бедствий, сотрудничество между вооруженными силами.
Публичную дипломатию он определял, как «инструмент, который используют государства для мобилизации ресурсов с целью взаимодействия с и привлечения в большей мере аудиторий зарубежных стран, чем их правительств». Публичная дипломатия работает через радио- и телевещание, интернет, экспорт продуктов культуры, проведение обменов.
Дж. Най отмечает, что при реализации интернет-проектов публичной дипломатии нужно иметь ввиду, что в случае многих стран, которые представляют собой стратегический интерес для США, такие интернет- проекты по большей части затрагивают именно элиты этих стран, так как в развивающихся странах широкие слои населения почти не имеют доступа к Интернету. Исследователь также указывает, что публичная дипломатия – это именно инструмент внешней политики, а не панацея для решения имиджевых проблем государства. Эффективность использования данных внешнеполитических инструментов находится в прямой зависимости от содержания, которое международный актор вкладывает в свои культурные проекты, ценностные ориентиры, и внешнеполитическую стратегию. Если это содержание не привлекательно для целевых аудиторий зарубежных стран, то никакие программы и проекты публичной дипломатии, реализованные даже на самом высоком уровне, не смогут привести к усилению потенциала «мягкой силы».
Дж. Най во многих работах акцентирует внимание на эффективность обменов между специалистами разных сфер и представителями разных социальных слоев для наращивания потенциала «мягкой силы» государства. Участие в программах содействия развитию других стран Дж. Най также считал важным инструментом, укрепляющим «мягкую силу» государства, утверждая, что США смогут сохранять свои лидирующие позиции на мировой арене, если они возобновят инвестиции в общественные блага, необходимые людям и их правительствам в разных уголках мира.
Исследователь также указывает, какие структуры являются наиболее эффективными «проводниками» «мягкой силы» международного актора. Чаще всего, он говорит о том, что некоммерческие организации (НКО) и фонды имеет большее влияние на зарубежные аудитории и располагают более широким спектром возможностей в международном пространстве. Свою эффективность, считает автор, НКО уже доказали во время холодной войны, когда благодаря их активности западный блок смог консолидировать оппозицию в Восточной Европе.
Деятельность НКО, фондов и коммерческих компаний Дж. Най называет «непрямой публичной дипломатией». Реализация такой «непрямой публичной дипломатии» должна происходить силами гражданского общества: именно в таком случае она будет иметь максимальный успех. Активное гражданское общество является важнейшим источником силы международного актора. Говоря о США, он указывал, что «сила Америки проистекает как от многочисленности населения и мощности экономики, так и от энергии нашей гражданской культуры и превосходства наших идей».
Американский исследователь считает важным подчеркнуть, что «мягкая сила» международного актора будет максимально эффективной, только в случае если она находит свое выражение в комплексной стратегии, которая включает в себя всесторонний и глубинный анализ международных отношений, в которой четко определены зарубежные целевые аудитории, поставлены конкретные цели и выбраны соответствующие инструменты. Данная стратегия должна реализовываться только в формате диалога с зарубежными партнерами. В основе стратегии должна лежать концепция, включающая в себя понятный и интересный для глобального общества культурный и политический диалог, а также привлекательную экономическую и социальную модели.
Говоря о «мягкой силе», Дж. Най часто упоминает еще один элемент, который крайне важен для эффективной стратегии «мягкой силы», благодаря которому все компоненты стратегии начинают работать на полную мощность. Этим элементом является нарратив, который должен пронизывать внешнюю политику любого международного актора. Под нарративом в данном контексте следует понимать набор идей и представлений о мире и событиях в нем, который актор представляет международному сообществу как наиболее верные и сквозь который он интерпретирует события в мире. Дж. Най писал, что «в мире традиционной силы, в политике побеждает тот, кто сильнее в военном или экономическом отношении. В политике информационной эпохи побеждает тот, чей сюжет будет сильнее». Этот важный компонент стратегии «мягкой силы» редко отмечается исследователями-международниками. Вместе с тем, он является центральным для успеха всей стратегии.
Также примечательна и эволюция рассматриваемого феномена. В 2007 г. Дж. Наем было введено оборот такое понятие как «умная сила», ввиду сочетания «жесткой» и «мягкой» сил, в качестве наиболее применимого и адекватного с точки зрения современных условий международной повестки дня механизм по обеспечению собственной национальной безопасности государством. Из этого вытекает, что некоторые инструменты «мягкой силы» рассматриваются в качестве угрозы национальной безопасности. И если во времена биполярных противостояний основными элементами «мягкой силы» США была культурно-идеологическая экспансия, популяризация поп-культуры, проамериканского образа жизни, то с началом ХХI в. подходы к организации «мягкой силы» перетерпели существенные изменения. Более настойчиво реализуются проекты цветных революций. Далеко не все подобные проекты оказались успешными, но во многих случаях они приводили к смене правительств. Участие США и ряда других западных стран в подобного рода проектах вполне вписывается в концепцию «умной силы» и включает обучение лидеров оппозиции, их подготовку к организации протестных движений, информационную, идеологическую и финансовую поддержку.
Так, в обеспечении национальной безопасности применение «мягкой силы» осуществляется в нескольких видах деятельности, которые можно условно подразделить на «оборонительные» и «наступательные». К первым относятся:
а) противодействие смене культурного кода. Используя «мягкую силу» и, в частности ее культурный компонент, страна-гегемон стремиться к смене культурных кодов других стран, и замене их на свой код.
б) противодействие политическому давлению;
в) нейтрализация стереотипов и предрассудков, которая достигается путем просветительской деятельности и приобщения граждан других стран к своей культуре.
а) формирование положительного образа страны;
б) наличие союзников на международной арене;
в) образование благоприятного климата для привлечения иностранного капитала.
Таким образом, для эффективного применения «мягкой силы» в вопросе обеспечения национальной безопасности необходимо учитывать вышеописанные особенности этого инструмента, а также работать одновременно в «охранительных» и «наступательных» видах деятельности.
Работа автора представляет попытку сформировать новый подход в определении роли и универсальной значимости феномена «мягкой силы» в его исторической перспективе. На основе рассмотрения и логического вывода ключевых элементов, составляющих необходимую основу для глубокого понимания данного явления, дается собственное определение «мягкой силы», согласно которому феномен «мягкой силы» не является исключительным изобретением авторов и практиков в области политики XX века, хотя сам термин появился именно тогда, но, что более значимо, сопровождал развитие общественных взаимоотношений с периода эллинистической Античности. На примере изучения работ авторов, непосредственно затрагивающих данное явление (Макиавелли, Тойнби, Най), в работе будет доказано, что мягкая сила - это оружие массового воздействия, которое не уступает современным военным средствам силы «жесткой».
Введение
За последние несколько лет в лексический обиход дипломатов, иных официальных государственных чиновников и лиц, так или иначе связанных со сферой международных отношений, особенно, с ее геополитической плоскостью, плотно вошел термин «мягкой силы», используемый в самом широком контексте. Практически мгновенно термин успел «перекочевать» в средства массовой информации и даже в повседневное общение людей, интересующихся и следящими за современными изменениями в мире политики. В результате такого быстрого распространения и популяризации в использовании, суть данного словосочетания была «успешно» искажена СМИ, благодаря чему под мягкой силой сегодня в большинстве случаев подразумевают любое действие, кроме военного, направленное на реализацию собственных интересов.
На наш взгляд, подобное, заведомо некорректное, упрощение смысла концепта мягкой силы имеет деструктивное воздействие, в первую очередь, для тех, кто использует термин для обозначения процессов и действий акторов международной политики. Размывание границ определения за счет подобной широкой трактовки вносит неясность в обозначении конкретных явлений, которые в рамках подобного определения могут быть истолкованы в качестве проявления мягкой силы, хотя по сути не имеют ничего общего с ней. Дополнительно, слишком общее определение создает трудность для исследователей, предметом изучения которых является непосредственно данный феномен, а также в целом для научной среды, где происходит рассмотрение и эмпирическое объяснение мягкой силы в качестве неотъемлемой составляющей международных отношений 21 века.
Чтобы преодолеть подобную расплывчатость, в данной работе мы попытаемся дать наиболее конкретно и ясно сформулированное определение мягкой силы, используя, в первую очередь, теоретический подход, основанный на рассмотрении процесса исторического развития, а также логики изменения тех элементов общественных отношений, которые могут быть отнесены к понятию мягкой силы, при этом изначально руководствуясь тем определением концепта, которое оформил американский политолог Джозеф Най в своей одноименной работе “Soft Power. The Means to Success in World Politics”. В рамках данной работы будет показано, что как широкое, так и узкое определение мягкой силы дают нам возможность рассматривать данное явление в исторической перспективе, т.е. задолго до возникновения самого термина. Иными словами, отсутствие формального термина еще не означает отсутствие явления, поэтому одна из главных идей, отстаиваемая в данной работе, основана на том, что мягкая сила как историческое явление, существовавшее на протяжении практически всей истории государственного развития, встречается задолго до появления терминологического определения данного феномена. На основе указанного, мы проследим за тем, какие элементы являются сущностными для формирования концепта мягкой силы, как эти элементы менялись в отдельно взятые моменты истории человечества, а также чем особенным характеризовался сам подход решения вопросов и достижения целей невоенным способом.
Затем мы обратимся именно к последнему временному интервалу и проанализируем современное внешне,- и внутриполитическое проявление мягкой силы, на основе чего будет показано, что в философском аспекте (в отличие от хронологического), древний мир и мир сегодняшний по сути своей ничем не отличаются: с позиции реализации мягкой силы: то, что происходило тогда, происходит и сейчас. Оболочка проявляющихся действий, наряду с их технической формой (то, что мы именуем институционализацией мягкой силы) может меняться, однако сердцевина, то что конституирует основу подхода мягкой силы, неизменно, и в этом отношении век двадцать первый, так же как и век двадцатый, ничем не уникален.
Исторические основы возникновения суждений о «мягкой силе»
Чтобы начать рассмотрение исторического развития невоенного подхода в международных и внутристрановых отношениях, того, который сегодня привыкли именовать мягкой силой, нам нужна некая точка опоры, основываясь на которой мы смогли бы проследить за изменениями элементов мягкой силы в исторически движимом процессе, в противовес изучения мягкой силы, как неподвижного, с точки зрения временного интервала, явления. Данный подход основан на нашем изначальном утверждении о том, что мягкая сила - не выдумка двадцатого века, но явление, встречающееся в истории общества с древних времен.
Для решения подобной задачи необходимо сформировать минимальное базисное определение мягкой силы. Как уже было отмечено во введении, все те определения, которые рассматривают мягкую силу лишь как подход по достижению цели невоенным путем, слишком широки и не предоставляют исследователю реальной возможности изучить феномен и провести хотя бы условные делимитативные границы. Так, если рассматривать мягкую силу лишь как невоенный способ достижения целей, возникают вполне естественные вопросы: является ли идеологическая борьба между двумя антагонистами проявлением мягкой силы по отношению друг к другу? Можно ли рассматривать религиозные мироучения или церковь, как социальный институт, как особые формы мягкой силы? Очевидно, что в рамках вышеупомянутого широкого определения, однозначно ответить на эти вопросы сложно. С одной стороны, религиозное учение - это, в первую очередь, мирный способ убеждения в вопросах веры. Однако, если церковь, как социальный институт, и ее деятельность можно рассматривать в качестве реализации именно мягкой силы (именно церковь, а не веру), куда в таком случае отнести ряд исторических событий, сопутствующих развитию церковного института и известных именно благодаря своей аффективной и жесткой составляющей, таких, как, например, крестовые походы или, более широко, многочисленные примеры религиозной нетерпимости или насильственного навязывания мнения? Очевидно, что мягкими подобные действия назвать сложно.
Поэтому более удобной точкой опоры, от которого можно будет отталкиваться при рассмотрении исторического процесса формирования мягкой силы, является более узкое определение последней, данное Джозефом Найем, по-своему дифференцировавшим мягкую силу от всех других типов воздействия. Согласно Найю, существуют три типа силы: сил принуждения (давление и навязывание собственной воли посредством жесткой силы), сила убеждения (склонение засчет денег) и сила культурного влияния, или культурного побуждения (побуждать человека добровольно желать то, чего ты желаешь сам) (Nye, 2004, p.2). На наш взгляд, именно сила культурного влияния, побуждение человека к добровольному принятию точки зрения актора данного побуждения более близко определяет сущность действия мягкой силы. Второй тип силы, упомянутый Найем, справедливо дифференцирован от двух «крайних» (военного и культурного): его сложно причислить к какому-либо из этих двух. Тем не менее, на наш взгляд, сила убеждения посредством подкупа, хоть и распространена весьма широко в человеческой практике, однако фундаментально она не является чем-то независимым и скорее должна быть рассмотрена в качестве возможного сопутствующего придатка двух «крайних» типов.
Почти за полвека до Найя, британский историк и исследователь международных отношений Эдвард Карр также заметил возрастающую роль силы побуждения по решению вопросов в международной среде. Эдвард Карр считал, что есть три типа силы: военной, экономической и "силы над мнениями"(Carr, 2001, p.102). Весьма примечателен факт, что писал Карр о «силе над мнениями» в 1939 году, когда над Европой и всем цивилизованным миром уже ясно нависла угроза нацистского и фашистского диктата, который, естественно, в своей политике не имел никакой связи с мягкой силой, однако само появление и распространение чумы 20 века стало возможным во многом и благодаря той самой силе над мнениями, о которой говорил Карр.
Практику использования мягкой силы ошибочно приписывать только лишь к последним двум векам. Опыт реализации культурного воздействия, который так размашисто пропагандируется сегодня, уже был пережит до нас. Причем практически во все исторические эпохи. Здесь необходимо сразу же отметить важную составляющую данного гипотезы: мягкая сила, как политика культурного побуждения добровольного действия, всегда шла и идет рука об руку с силой "твердой", военной, т.е. может сопровождать ее, но при этом ясно отличаться от последней.
Пожалуй, одним из первых подобных примеров реализации «мягкой силы» в истории является политика эллинизма, зародившаяся как особый феномен во второй половине 4 века до н.э. и связанная с именем великого полководца Александра Македонского (356 - 323 до н.э.). Блестящие военные победы и завоевания Македонского сопровождались мощным культурным влиянием, которое он осознанно нес с собой и оставил после себя. Если попытаться дать сжатое определение эллинизму, то можно отметить, что это политика или, если быть более точным, политическая культура, продолжительностью в несколько веков, представляющая из себя синергию древнегреческой (западной) культуры и восточного мировоззрения, встретившихся друг с другом благодаря походам Александра Македонского, которые в прямом смысле слова вжили огромное древневосточное культурное наследие в парадигму древнегреческой цивилизаций, родив нечто новое, но сохранив в этом новом доминантное положение древнегреческой культуры (как в количественном, так и в качественном смыслах). Здесь необходимо сразу же отметить, что процесс приобщения двух культур друг к другу происходил именно в указанном неравновесном формате синергии, т.е. в такой форме, где наступательная западная древнегреческая культура вобрала в себя культуру восточную, а не наоборот, Именно подобное неравновесное слияние, в противовес равнозначному синтезу, характеризует политическую культуру эллинизма и позволяет нам идентифицировать ее в качестве проявления того, что мы именуем мягкой силой, элементом которой является указанная неравновесность сливаемых друг с другом культур.
Таким образом, исходя из изначального определения и обозначенной дифференциации, можно заметить, что мягкой силе присуща неравновесность ее элементов и четкая направленность действия, причем первая особенность является результатом применения второй. И хотя, как показывает пример эллинизма, изначальная политико-культурная программа субъекта действия имеет однонаправленный характер, тем не менее, при реализации мягкой силы всегда элементы объекта с необходимостью вбираются субъектом действия и становятся частью новой культуры, возникшей на основе неравных пропорций, где элементы объекта слились с доминантными элементами субъекта, не растворившись полностью в нем, но дав начало нечто новому. В некоторой степени, неравновесность элементов и, как правило, изначально планируемая односторонняя направленность действий по имплементации желаемого дает нам возможность говорить о том, что в концепции мягкой силы, хоть и в латентном состоянии, тем не менее, де факто налично восприятие отношений между субъектом и объектом, как неравных отношений победителя и побежденного. Сразу отметим, что подобное восприятие не только порождает ложные иллюзии у субъекта воздействия о своей исключительности, но и имеет прямой негативный эффект по достижению желаемого результата: восприятие отношений по типу «“А” культурно влияет на “В”» в качестве вертикальных отношений господства-подчинения существенно снижает возможность достижения и сохранения долгосрочного эффекта от подобного влияния. Такой сценарии усложняет достижение результата, при котором объект влияния добровольно будет делить точку зрения основного актора, какой бы изощренной не была политика по распространению собственного влияния субъекта. Можно понять, что данное утверждение касается не только греческой культуры, пришедшей со временем к упадку, но и любой иной, направленной на распространение и подстраивание других культур под собственную конъюнктуру. Вот что пишет по этому поводу знаменитый английский историк и философ Арнольд Тойнби: "Европейцы рассматривали себя как Избранный народ - нет необходимости стыдиться признать это: всякая из прошлых цивилизаций смотрела на себя и свое наследие таким образом; и когда они (европейцы) видели, как иные нации одна за другой отбрасывают собственное культурное наследие в пользу европейского, они без колебаний могли поздравить и себя, и новообращенных" (Тойнби, 2009, стр.105). Приведет ли подобное самовосхваление к неминуемому упадку - покажет время. Об этом будет сказано в третьей главе. Однако, до сих пор история учила нас тому, что каждая цивилизация, считающая себя центром мира, а остальных - неотесанными варварами, которые вообще должны быть благодарны тому, что цивилизационная культура будет распространяться и на них, с неизбежностью становится жертвой собственной самонадеянности и высокомерия.
Возвращаясь к эллинизму, отметим, почему выше мы употребили по отношению к нему словосочетание политической культуры, или политики культурного влияния, делая акцент именно на политической составляющей данного феномена: являясь примером мягкой силы, эллинизм, в первую очередь, стал продуктом распространения и закрепления греческой культуры в синергии с культурой Востока (в собирательном смысле, под которой, в первую очередь, понимается культура Древней Персии). Эта синергия основывалась не только на признании важности гуманных принципов греческой культуры, распространении греческого языка, философии, литературы и поэзии, но и на ретранслировании греческого опыта строительства общественной структуры взаимоотношений, в том числе политических. Ярким примером этому является широко распространившаяся в эпоху эллинизма система классического рабства, возникновение эллинистического типа монархии - политического детища греческого полиса и восточной деспотии. Таким образом, в делимитации границ наиболее корректного определения мягкой силы необходимо учитывать и данный элемент воздействия: мягкая сила - это в том числе ретранслирование политической культуры субъекта действия на среду объекта действия.
На основе выведения сущностных элементов для определения мягкой силы, последняя предстает перед нами в следующей исчерпывающей формулировке: мягкая сила - это политика культурного побуждения добровольного действия и ретранслирования политической культуры на соответствующую среду, в результате которой субъект воздействия, изначально предполагающий одностороннее влияние, вступает в синергетические неравновесные отношения с объектом действия, на основе которых формируется новая культура, включающая в себя элементы обеих культур, но сохраняющая доминирующую роли культуры субъекта воздействия. Данная формулировка сознательно не привязана только к сфере международных отношений. В следующей главе будет показано, какое место находил концепт мягкой силы в том числе сфере внутригосударственных отношений в последующие этапы истории.
Соотношение «мягкой» и «жесткой» сил: от греко-римского мира до Нового времени
Почему история знает такое явление, как мягкая сила? Очевидно, что в самом общем смысле, причина заключается в самой природе человека, его врожденной склонности решать тот или иной вопрос не только силой оружия, но и силой слова, или, как отметил бы древнеримский политический деятель Марк Туллий Цицерон, «силой пера». «Есть два рода деятельности, которые могут возвести человека на высшую ступень достоинства: деятельность полководца или выдающегося оратора. От последнего зависит сохранение благ мирной жизни, от первого - отражение опасностей войны... Для полного процветания государства в условиях мира, так и войны необходим ”союз меча и пера”» (Цицерон, 1962, 30). Мы видим, что в подходе Цицерона также присутствует идея о связи и сопутствии жесткой силы силой мягкой, как обозначалось выше.
Как часть общего греко-римского мира, Древний Рим, как республиканский, так и имперский, был примером подобного сочетания меча и пера, на которое указывает Цицерон. Если позволить себе именовать подобную политику мягкой силой, то можно заметить, что в делах внутригосударственных мягкая сила Рима проявлялась отчетливее всего в культурной интеграции завоеванных народов и племен, их переселении на территорию Рима и последующей ассимиляции вместе с другими неримскими, но исконно проживающими на территории империи этносами. Данная политика не была и не могла быть абсолютно успешной (варвары, нападавшие на Рим, так и остались варварами, уничтожив, в конце концов, Западную империю), однако она позволила Римской империи создать гибкую, по меркам своего времени, систему общественных отношений и просуществовать сотни веков. Дополнительно, в этой связи можно отчетливо заметить, что в вопросе «гражданства» римская традиция также дает нам пример успешного решения насущного вопроса правонаделения: осознавая необратимость расширения империи и увеличения числа проживающих на ее территории людей, римские власти не могли не понимать, что все эти люди так или иначе будут задействованы в социальных процессах государства. Для подавления центробежных тенденций среди «не римлян», наряду с силой меча была использована и сила слова, сила закона и интеграции, которая позволила римлянам существенно расширить понятие «гражданина», создав категорию «латинских граждан» и наделяя существенными правами не только обитателей Лация и Аппенинского полуострова, но и завоеванных территорий и даже тех государств, которые были союзниками Рима.
Справедливости ради стоит отметить, что подобная политика Рима, хоть и была успешной, однако сам процесс интеграции новых масс в римскую систему общественных отношений, их наделение частными правами, можно назвать мягким с большой оговоркой. Ярким примером этому, пожалуй, являются гражданские войны, восстания, сотрясающие Рим десятилетиями. Тем не менее, именно успешность данного исторического проекта позволяет нам рассматривать его именно как проявление мягкой силы культурного воздействия. Мягкая сила зиждется на возможности и мочности формировать предпочтения других людей самому, причем делая это так, чтоб они думали, что делают и предпочитают что-либо по своей воле, т.е. добровольно. Соответственно, когда желания людей получить права граждан и стремления римского руководства интегрировать новые массы в собственную культуру совпали, механизм мягкой силы сработал.
Тем не менее, как показывает пример Рима, и жесткая сила обладает в определенной степени привлекательностью, присущей элементам мягкой силы. Это, в первую очередь, касается веры в военную мощь и непобедимость обладателя жесткой силы, что не может не играть роли в формировании повестки дня и добровольном, сознательном желании подчинения подобной силе (желании, которое, необходимо признать, очень часто может быть основано на чувстве страха и боязни). Сделав исторический скачок в эпоху Средневековья, мы можем заметить, что данный подход нашел свой отклик и в последующие века, о чем недвусмысленно свидетельствуют гениальные произведения флорентийского писателя и политического деятеля Никколо Макиавелли. Итальянский автор смело говорит о том, что любому государству по отношению к своим поданным надо использовать такую политику, при которой последние одновременно и боялись, и любили правителя, причем больше боялись, чем любили. Согласно Макиавелли, для достижения поставленной цели существуют два способа действий: путь закона (как человеческий способ) и путь насилия (как способ животный). Но путь закона очень часто оказывается малоэффектным. Поэтому люди, как описывает их Макиавелли, прибегают иногда ко второму способу. Государи же должны уметь пользоваться обоими способами в равной мере, развивая в себе как человеческую, так и звериную природу. Поэтому государь должен подобиться двум животным - льву и лисе. Следуя их звериной природе, так как лев боится капканов, а лиса - волков, государь должен подражать второй, чтоб избежать и обойти капканы, и льву, чтобы победить врагов (Макиавелли, 2002, 85).
На примере макиавелистского подхода, мы видим, что Средневековье, как исторический этап, характеризующий период развития западной цивилизации, также сочетал в себе элементы как жесткой, так и мягкой силы. Вообще, стоит вкратце отдельно остановиться на взаимоотношениях этих двух типов сил, учитывая, в том числе, средневековый опыт.
Выше мы отмечали, что один тип силы непосредственно соприкасается с другим. Тем не менее, по Найю, "мягкая сила не зависит от жесткой" (Nye, 2004, p.9). Однако, анализ развития международных отношений и внутриполитических решений позволяет нам предположить, что как самостоятельный концепт мягкая сила все же зародилась в рамках жесткой силы и отпочковалась от нее, что дает Найю возможность рассматривать ее подобным образом. Однако нельзя с уверенностью утверждать о полной независимости мягкой силы от жесткой. Может ли государство использовать в своей политике и практиковать мягкую силу не обладая мощным и внушительным военным арсеналом, боеспособной армией, крепкой экономикой? Наверное, нет. Во всяком случае, история не знает примеров, когда слабые государства лишь за счет собственного культурного влияния и убеждения словом и пером могли быть привлекательным примером, за которым последовали бы другие. Поэтому вышеупомянутое утверждение Найя должно быть пересмотрено. Автор приводит пример Ватикана, который казалось бы не обладает жесткой силой. Однако рассмотрение данного города-государства в отрыве от исторического контекста и логики его формирования является неверным путем. Ватикан, в первую очередь, как образ собирательный, образ западного католического христианства, основывается на мощном институте папской власти, которая, в свою очередь, имеет мощнейший инструмент убеждения и принуждения - веру. Вся история католической церкви с центром в Италии доказывает, что даже обладание верой не противоречило одновременному использованию сложнейшего механизма воздействия военными средствами, зиждившимися в том числе, но не исключительно, на вере. Речь, конечно же, идет о крестовых походах, ордене иезуитов и целом институте инквизиции, который насильственным способом распространял пламя католичества по всему миру. Поэтому не стоит забывать, что корни Ватикана сегодняшнего уходят в вековую традицию обладания мощным институтом принуждения и военного решения вопросов. С другой стороны, было бы еще большей ошибкой утверждать, что жесткая сила дает возможность решить любой вопрос. Жесткая сила породила мягкую силу, но полное отвержение своей отпочковавшейся дочери не имеет для нее никакого разумного смысла. Удерживать власть на насилии, терроре, репрессиях, угнетении возможно, но насколько дальновидна и крепка подобная политика? И сегодня очень многие политики и люди, играющие не последнюю роль в мире политическом, ошибочно считают, что военные активы являются единственным решающим инструментом в достижении целей, недооценивая роль мягкой силы. Подобную близорукость Най именует ничем иным, как "одномерным видением трехмерного мира" (Nye, 2004, p.5).
В подобном видении не последнюю роль играет ошибочное восприятие соотношения власти и религии. Вопросы, которыми мы задались в самом начале работы, а также пример политики Ватикана являются этому характерными примерами. Если рассмотреть религию с точки зрения концепта мягкой силы, то можно сказать, что сердцевина любой религии - вера, - дает возможность добровольного подчинения. В этом отношении, религия обладает громадным внутренним зарядом, который, в сопоставлении с жесткой силой (если рассматривать религию в качестве силы мягкого типа), может оказаться намного более сильным орудием для достижения цели. «Чужая агрессивная религия со всей очевидностью куда более серьезная и непосредственная угроза для общества, нежели агрессивная зарубежная технология … Глубинная причина заключается в том, что если технология оперирует прежде всего поверхностными факторами жизни, то религия проникает прямо в сердце; и хотя технология тоже в конечном итоге может иметь серьезный разрушительный эффект на духовную жизнь общества, в котором она укоренилась, этот эффект проявляется не слишком быстро» (Тойнби, 2009, стр.290-291). Иными словами, религиозное влияние создает более долгосрочный эффект воздействия. Рассматривая религию в контексте мягкой силы, это означает, что мягкая сила может быть куда более эффективной, чем сила жесткая.
Мягкая сила - это не только возможности и побуждения к добровольному действию, но и сами институты, стандарты и правила, которые привлекают внимание и являются желанными для имплементации другими акторами. Подобные стандарты, институты и структуры формируют целостную систему мягкой силы, которая зиждется, в основном, на трех базовых ресурсах: на культуре страны и тех ее аспектах, которые привлекательны для других; на политических ценностях данной страны, которые принимаются и другими странами; на внешнеполитической модели поведения страны, которая принимается в качестве легитимной и имеет моральный авторитет (Nye, 2004, p.10). Делая очередной шаг в исторической перспективе по направлению к нашему времени, можно заметить, что подобными ресурсами в Новое время обладала Великобритания. Государство, где «никогда не заходит Солнце», создало одну из самых успешных и привлекательных имперских моделей в истории, на которую долгое время равнялись многие державы. Британский и, особенно, в пик своего могущества, викторианский стиль правления, политическое устройство Британии, могучая армия, непобедимый флот и расширяющаяся экспансионистская политика в течение веков делали это государство ведущим локомотивом западного мира, который выказывал претензию также и на мир восточный. Однако, и данной просвещенной модели рано или поздно суждено было угаснуть. Утверждение о необратимости угасания британского могущества основано на ее схожести с империями подобного типа, в том числе, конечно же, с Римом. Основной ошибкой, которую допустила Великобритания, подобно ошибкам предыдущих великих держав, стала самоуверенность в собственное безграничное могущество. Подобно Риму, Великобритания поверила в то, что она - вершитель конца истории. Эта иллюзия была на практике доказана через политику преимущественно насильственного насаждения собственной «идеальной» модели, в противовес мягкой имплементации. "Англичанин викторианской эпохи снисходительно, хотя и с любопытством и оттенком жалости, но без всякого опасения или дурного предчувствия взирал на жизненный спектакль менее счастливых обитателей других мест и времен, боровшихся и погибавших в половодье истории, - почти так же, как па каком-либо средневековом итальянском полотне спасенные дущи самодовольно глядят с высоты Райских кущ на мучения обреченных, попавших в Ад. Карл Великий - такова судьба - остался в истории, а сэр Роберт Уолпол хотя и под угрозой поражения, но умудрился выкарабкаться из бушующей пены прибоя, в то время как мы, все остальные, уютно устроились выше линии прилива в выигрышной позиции, где ничто не могло потревожить нас. Возможно, кое-кто из наших более отсталых современников и брел по пояс в потоке отступающего прилива, но что нам до них?" (Тойнби, 2009, 14). Бесспорно, Великобритания являлась великой державой, локомотивом экономического и политического развития своего времени, однако, во-первых, данное господство зиждилось на принудительном расширении и военной экспансии, а, во-вторых, оно усыпляло бдительность самой Великобритании, действуя на нее подобно чарующим звукам мифических сирен, столь сладким на слух, но губительным для любого мореплавателя.
Великобритания, подобно Риму, проводила как жесткую, так и мягкую политику. Однако, в конечном итоге она предпочла силу военного давления, что достигло своего апогея в англо-бурской войне 1899-1902 годов. Закрепление приоритета за военным способом достижения целей стало для самой Великобритании, так же, как и для всех остальных держав, выбравших подобный путь воздействия, миной замедленного действия. Впоследствии Великобритания сохранила свое ведущее положение в мире, в том числе в экономической и политической среде, однако претендовать на единоличное господство и лидерство уже не смогла.
Чем же мягкая сила могла помочь Великобритании, по крайней мере, отсрочить неизбежный закат? Если мы утверждаем, что в долгосрочной перспективе оказания воздействия на объект мягкая сила более эффективна (на примере той же религии), в чем же заключается подобная эффективность с точки зрения самого актора воздействия? На наш взгляд, ответ кроется в следующем: в нормально функционирующих обществах государство является единственным институтом, обладающим монополией на применение насилия. То есть жесткой силы. Является ли ситуация аналогичной и в случае с мягкой силой? Нет. И это делает мягкую силу более мощным инструментом. Государству не обязательно самому реализовывать культурную политику по насаждению собственной модели. Достаточно заразить людей идеей о правильности такой модели, создать условия для добровольного внедрения модели и ее поддержания. Работу государства в этом аспекте могут выполнять институты, организации и структуры, находящиеся на разных общественных уровнях и не имеющие прямой связи с властью. Добровольное следование указанной линии - то реализуемое качество мягкой силы, которое делает ее эффективной и помогает создать прочный фундамент веры в правильность собственных убеждений, считая их результатом независимого выбора, и верности данным убеждениям, которая более стабильна, в том числе и во временном отношении, по сравнению с политикой военного принуждения верности.
Однако мягкая сила, так же, как и жесткая, имеет свои границы воздействия. Чем очерчены они? Сама мощь жесткой силы, такой, как, например, оружие массового уничтожения, в первую очередь, ядерное оружие и его разрушительные способности, ограничивает эту силу. Жесткая сила ограничивает саму себя из-за степени собственной жесткости. Имеет ли границы мягкая сила? Возможно. История предыдущих эпох доказывает, что рассеивание и влияние мягкой силы, как правило, ограничивалось географическими границами области, подконтрольной актору, и прилежащими к ней территориями, при этом не имев возможность сделать ареал действия более широким или опоясать весь мир целиком. Эллинизм не продвинулся за границы бывшей империи Александра Македонского, культура Рима создавала сильное воздействие на союзников империи в близких ей по духу странах (при этом, имеющих уже отпечаток опыта воздействия греко-римской культуры эллинизма), а Великобритания хоть и обладала колониями в пяти континентах, однако сохраняла их преимущественно военным способом, что и привело эту державу к неминуемому упадку.
«Мягкая сила» в контексте современных глобализационных процессов. Институционализация «мягкой силы»
Мы уже упоминали о том, что история имеет качество повторяться и то, что помимо оболочки и формы имплементации, современность в количественном отношении дала нам мало нового с точки зрения развития подхода мягкой силы. Двадцатый век родил термин мягкой силы, но не стал отцом самого явления. Век атомного оружия и двух мировых войн не может претендовать на рождение и монополию подхода мягкой силы. Тем не менее, этот век все же можно выделить особо от всех предшествующих эпох, и то, что он стоит особняком, во многом является заслугой именно изменения формы применения мягкой силы.
История подобна колесу, которое способно на вращение, однако для наличия такого действия, для колеса необходимо создать соответствующие внешние условия, в сочетании с которыми оно способно вращаться. Если мягкая сила - это колесо, приведенное в действие эпохой эллинизма, то век двадцатый и те изменения, которые в нем произошли - это среда, заставившая крутиться колесо со скоростью, невиданной ранее. Две опустошающие мировые войны доказали не только тупиковость решения вопросов военным способом в эпоху расщепления атома, но и возросшую роль невоенных способов перекройки мира за счет применения экономических, идеологических и культурно-ценностных инструментов влияния. В результате, понимание актуальности невоенных механизмов воздействия и их огромного потенциала стало ключом успеха для тех, кто смог совершить ревизию над ошибками прошлых поколений о приоритете жесткой силы над мягкой и вывести для себя соответствующие уроки. Соединенные Штаты Америки стали первым государством, вобравшим в себя не только свой собственный опыт двух веков, но, что более важно, опыт других стран. С отказом от политики изоляционизма и началом активного участия в международных отношениях, к середине прошлого века США смогли поглотить и переварить тысячелетний опыт культурного влияния Европы и нащупать тот самый путь к доминантному успеху, который был отвергнут Старым Светом и в частности Великобританией в процессе погони за мировым господством преимущественно военными методами.
В своей политике идеологического противоборства коммунизму и Советскому Союзу, Соединенным Штатам удалось универсализировать сам Западный мир, удерживая его в орбите лояльности посредством слепка единого культурно-ценностного пространства, в котором участники добровольно не покидали его. Монолитность подобного образования не вызывала сомнений вплоть до конца Холодной войны, пока существовала внешняя «угроза». Как только Советский Союз распался, практическая необходимость находиться в радиусе влияния единой универсализированной системы с точки зрения внешней угрозы отпала, однако сама система, при том же гениальном подходе Соединенных Штатов смогла трансформироваться: США удалось то, что не удавалось до этого никому, а именно, сохранить собственное доминантное положение на Западе посредством внушения самой Европе идеи о необходимости единого подхода практически ко всем вопросам мира политического и околополитического. Создав условия для долгосрочного культурного, экономического и, в том числе, военного влияния на материке, США смогли универсализовать Старый Свет и универсализироваться вместе с ним в нечто новое, что мы привыкли называть общим термином «Запад». Иными словами, Америка смогла не просто создать некий паритет между собственным военным и невоенным влиянием, но и институционализировать последнее, создать целостную систему культурно-массового воздействия, которая разрушила антагонистическую систему советского образца, как принято говорить, без единого выстрела, после чего, осознав собственную мощь, начала распространяться по остальному миру.
Подобная живучесть американской модели мягкой силы основана на ряде особенностей. Эти особенности проявлялись как в эпоху Холодной войны, так и сейчас, успешно пережив последнюю. В первую очередь, для наделения мягкой силы особенностью универсального воздействия, необходимо создать подобный ей внешний противовес со стороны другого актора, который представлял бы угрозу не только для тех, кто придерживается подобного универсализма американского толка, но и для тех, кто находится в срединном состоянии между двумя системами. Такой угрозой в глазах проповедников универсализма стал коммунизм. "Как только что-либо идет вкривь и вкось при не поддающихся контролю обстоятельствах, мы тут же обвиняем противника в том, что это именно он засорил плевелами наше поле, и этим автоматически оправдываем свои ошибки и неумение вести собственное хозяйство. Конечно, это старая история. Столетия назад, когда о коммунизме еще никто и не слыхивал, наши предки находили козла отпущения в исламе. В XVI веке ислам вызывал в сердцах западноевропейцев такую же истерию, какую коммунизм вызывает в XX веке, и в основном по тем же причинам. Как и коммунизм, ислам - движение антизападное, хотя в то же время это как бы еретическая версия западной веры; так же как и коммунизм, он оттачивал клинок Духа, против которого бессильно материальное оружие" (Тойнби, 2009, 29). Тойнби, несомненно, прав. Однако он упускает из виду ту особенность, что западный универсализм был не просто материальным оружием: материальный клинок был выточен более изощренным инструментом нематериального воздействия идей об универсальности принципов свободы, частной собственности и демократии, умело присвоенных Соединенными Штатами себе, пропущенных через жернова собственного трактования и пущенных в конвейерное производство по остальному миру. Такой механизм стал смертельным для коммунизма. Осознание как созидательной, так и разрушительной мощи мягкой силы, ее широкое применение, позволили Америке стать единоличным победителем в Холодной войне и охватить практически весь земной шар щепцами универсализма. Однако сохранение системы однополярного мира во главе с США длилось недолго. "Если это чувство восторга и охватило бы ненадолго европейские умы, то быстро рассеялось бы под влиянием сомнений. Распространение западной культуры из Европы по всему миру, может быть. и великое дело в количественном отношении, но как насчет качества? Если бы в этот момент Европа была вычеркнута из Книги Жизни, смогла бы Западная цивилизация поддержать европейские стандарты в условиях чуждого окружения, куда она пересажена? Если бы Европа исчезла, смогла бы вообще Западная цивилизация сохраниться? Или, если Европа остается в живых, но лишается своей позиции превосходства - что со всей очевидностью и настигает ее, - сможет ли Западная цивилизация, хоть и спасенная от разрушения, избежать упадка и вырождения?" (Тойнби, 2009, стр.104) Вопросы, которыми задавался Арнольд Тойнби более полувека назад, кажется, актуальны и сегодня, с той лишь оговоркой, что европейские стандарты в веке двадцать первом мало отличимы от стандартов американских, в первую очередь, так как срослись друг с другом, создали универсальную для обеих систем ценностную установку. Тем не менее, эта система обладает врожденным дефектом, который, как кажется сегодня, не в состоянии излечить даже родители данной системы. Недостаток институционализированного подхода американской мягкой силы заключается в ее стремлении к тотальному уравниванию всех объектов воздействия единым гребнем выгодных ей стандартов. Америка, сросшись с Европой (по крайней мере, с ее западной частью), отказывается более срастаться с другими культурами и цивилизациями, предпочитая равнять всех под себя прокрустовым ложем либерального универсализма.
Здесь нам хотелось бы опять обратиться к Тойнби, чье глубокое понимание международных отношений предвосхитило изменения, произошедшие в сфере последних. "То обстоятельство, что противник угрожает нам скорее тем, что обнажает наши недостатки, нежели тем, что силой подавляет наши достоинства, доказывает, что Вызов, который он нам бросает, исходит не столько от пего, сколько от нас самих, Это, собственно, происходит благодаря недавнему колоссальному подъему Запада в области технологии - фантастическому прогрессу в области "ноу-хау", - а это именно то, что давало нашим отцам обманчивую возможность убедить себя в том, что для них история вполне благополучно завершилась" (Тойнби, 2009, стр.30-31). Апогеем такого подхода к рассмотрению истории и собственной роли в ней является знаменитая работа американского политолога Фрэнсиса Фукуямы, провозгласившего конец истории. Однако его подход, так же как и вера сторонников западного либерального универсализма в вечное господство последнего, уже нашли практические опровержения. «Каким бы высоким ни был уровень материальной жизни, это не освободит душу человека от требования социальной справедливости; а неравное распределение товаров и средств в этом мире между привилегированным меньшинством и неимущим большинством превратилось из неизбежного зла в невыносимую несправедливость именно в результате последних технических достижений Запада» (Тойнби, 2009, 33-34). Технические инновации последних десятилетий стали не просто инструментом к достижению новых высот, но и средством эксплуатации, используемым для закрепления существующего доминантного положения Запада. Последний пытается сохранить монополию на благосостояние и привязать ее к собственной универсальной культурно-ценностной системе, ставя, таким образом, остальной мир перед четкой дилеммой: либо принять данную систему, внедрить ее и пользоваться ее благами, в том числе материальными, либо отвергнуть и стать соперником. В этом смысле, «демократический» западный универсальный либерализм отнюдь не толерантен. Для стран же, изначально не входивших в данную систему по географическим или иным причинам, «возникает судьбоносный вопрос: может ли кто-нибудь заимствовать чужую цивилизацию частично, не рискуя быть постепенно втянутым в принятие ее целиком и полностью?» Ответ на данный вопрос опять же дал Арноль Тойнби, к которому мы обратимся. Рассматривая отношения между Западом и исламским миром в глобальном контексте, Тойнби пишет: «Эти концентрические атаки современного Запада на Исламский мир ознаменовали и нынешнее столкновение между двумя цивилизациями. Очевидно, что это часть более крупного и честолюбивого замысла, где Западная цивилизация имеет своей целью не больше и не меньше, как включение всего человечества в единое общество и контроль над всем, что есть на земле, в воздухе и на воде и к чему можно приложить для пользы дела современную западную технологию. То, что Запад совершает сейчас с исламом, он одновременно делает и со всеми существующими ныне цивилизациям - Православно- христианским миром, Индуистским и Дальневосточным, - включая и уцелевшие примитивные общества, которые находятся в безвыходном положении даже в собственной цитадели - в Тропической Африке. Таким образом, современное столкновение ислама и Запада не только глубже и интенсивнее, нежели любое из прежних, оно также представляет собой весьма характерный эпизод в стремлении Запада вестернизировать весь мир; предприятии, которое будет, вероятно, считаться самым важным и почти наверняка самым интересным в истории поколения, пережившего две мировые войны, Итак, ислам вновь стоит лицом к лицу с Западом, прижатый к стене и на этот раз в более неблагоприятных для него обстоятельствах, нежели в самые критические моменты Крестовых походов, ибо современный Запад значительно превосходит его не только силой оружия, но и в экономике, на которой базируется в конечном итоге военная паука, но более всего - в духовной культуре - единственной внутренней силе, создающей и поддерживающей внешние проявления того, что мы называем цивилизацией" (Тойнби, 2009, 160-161; 177-178).
Как верно подмечает Тойнби, этот же вопрос поглощения мягкой силой Запада стоит не только перед Исламом, но и перед другими цивилизациями. Этим, пожалуй, и характерен век двадцать первый, как век глобализации: любое действие, произведенное в сфере международных отношений, по крайней мере между двумя цивилизациями, с необходимостью будет иметь какой-либо эффект на всю систему международных отношений в целом. Тот мир и те цивилизации, которые можно назвать «неЗападом» прекрасно осознают это, как и то, что им пытаются навязать. «Как бы ни различались между собой пароды мира по цвету кожи, языку, религии и степени цивилизованности, на вопрос западного исследователя об их отношении к Западу все - русские и мусульмане, индусы и китайцы, японцы и все остальные - ответят одинаково. Запад, скажут они, - это архиагрессор современной эпохи, и у каждого найдется свой пример западной агрессии» (Тойнби, 2009, стр.252).
На протяжении всей Холодной войны и в период, последовавший за ней, Соединенные Штаты действительно смогли внушить всему миру незыблемость и правомочность собственных универсальных постулатов. Удалось им это благодаря усвоению главного урока мягкой силы: страна может достичь желаемого результата в международных отношениях не только силой военного принуждения, но потому что другие страны, восхищаясь уровнем ее развития и процветания, хотят брать с нее пример, подражать ей, идти за ней. Как справедливо отмечает тот же Най, мягкую силу создают не только высокая культура (поэзия, литература, государственная система образования), но и массовая (возможно даже в большей мере), которая нацелена на массовое развлечение. Когда высокая и массовая культура сочетаются, когда ограниченность и узконаправленность системы ценностей меняется на широкое распространение, происходит создание "универсальной культуры" (Nye, 2004, p.11). Сегодня подобной культурой обладает лишь США. До этого, универсальная культура восседала на пьедестале мировой истории лишь в эпоху греко-римского и британского владычеств. Однако, если универсальность культуры в эпоху Рима и викторианскую эпоху ограничивалась владениями империи (племена и народы за ее пределами не очень-то и перенимали ее, оставаясь приверженцами собственных языческих культур, подобно многочисленным племенам варваров), то культура западного либерализма уникальна тем, что рассеяна по всему миру. На наш взгляд, ключевым гарантом подобного успеха пролиферации культурного влияния явился элемент доступности культуры Соединенных Штатов: в этом смысле, если рассматривать универсализм культуры США как системы, основанной на двух типах (высокая и массовая), то, скорее, культура США более тяготит к массовости, ее элемент занимает большее место, чем высокая культура. Часто мягкая сила, появляющаяся в неформальном виде через распространение массовой культуры, может иметь более эффективное воздействие на умы людей, чем официальная линия внешнеполитических ведомств. Намного легче убедить людей следовать демократии, чем навязать ее и принудительно заставить следовать ей (Nye, 2004, p.17). При этом вполне естественно, что ведя и завлекая другие страны своим примером в ареал собственного действия, никто в самой Америке не обещал, что реальная жизнь в этих странах будет идентична американской общественной модели.
Заключение
В заключении работы нам бы хотелось обратить внимание еще на один интересный вопрос, связанный с природой мягкой силы. Джозеф Най считает, что мягкая сила является продуктом демократического общества. На наш взгляд, нельзя с полной уверенностью согласиться с данным утверждением. И дело не только в том, что она существовала и применялась и в недемократических обществах.
То, что в демократических политических режимах за счет ее самой природы и специфики, прибегают больше к мирному убеждению, чем к насильственному, не дает нам право утверждать, что сама мягкая сила зародилась в демократии и, тем более, что те режимы, которые именуются авторитарными или даже тоталитарными, полностью отчуждены от политики мягкой силы. Более того, как доказывает история, ошибочно к политическим концептам, подобно мягкой силе, прикреплять клише "хороших", либо "плохих" феноменов. Их необходимо рассматривать только с позиции голой прагматики и эффективности. Зачастую сама мягкая сила являлась средством транзита от демократии к авторитаризму и тоталитаризму. "Мягкая сила - есть привлекательная сила", а "ресурсы мягкой силы - это те активы, которые производят, генерируют данную привлекательность", - утверждает Най (Nye, 2004, p.6). Однако нередко именно данная привлекательность становилась причиной зарождения самых жестоких и уродливых проявлений человеческой агрессии, подобно нацизму, пришедшему к власти под овации демократических выборов.
Мягкая сила - это оружие массового воздействия, которое не уступает современным военным средствам жесткой силы. Ее воздействие настолько внушительно, что, если жесткая сила способна уничтожить объект, то мягкая сила принуждает его к добровольному переходу на сторону субъекта, разделяя ценности, убеждения последнего. Как и в случае с любым оружием, пользование мягкой силой предполагает ответственность и наличие сознательного подхода по ее применению. Цель не должна оправдывать средства. Желание достичь унифицированной системы культурных ценностей и взглядов не должно вести к аннигиляции культурно-ценностной системы объекта воздействия. Гуманное предназначение и главная задача мягкой силы истекает из ее природы, выраженной в данном нами определении: применение мягкой силы - это, прежде всего, синергия, рождающая новую культуру. Такая культура должна не только представлять миру нечто новое, но и обогащать собственные основы, на которых она зиждется. Дерево не может существовать без своих корней. Чем глубже и прочнее они, тем здоровее будет ствол и крона. Подобно дереву, и новая культура, основанная на корнях предшествовавшей ей культур, не должна отрекаться и отбрасывать их. За подобным действием неизбежно следует и угасание этой новой культуры. В свое время успешным примером рождения новой культуры стал эллинизм, сохранивший как греко-римскую культуру, так и восточную культуру. Сам он с течением времени также угас, однако успел перед этим оставить громадное историко-культурное наследие, сохранившее память о самом эллинизме на века.
Подобная созидательная направленность заранее предвосхищает успех в деле реализации мягкой силы. Отказ от стремления тотального контроля или, что еще хуже, поглощения культуры объекта действия, его замена стремлением, направленным на выработку взаимоприемлемого результата есть единственно возможный сценарий, при котором возможно будет избежать ошибок прошлого. В такой парадигме мягкая сила не только заработает, но приобретет также гуманно-творческий элемент, способный дать нам шанс на сохранение и приумножение богатств наследия предыдущих эпох.
Список литературы
- Большая советская энциклопедия в 30 т. , гл. ред. А. М. Прохоров, М.: Советская энциклопедия, 1969 - 1978
- Макиавелли Никколо. «Государь» Изд-во «Астрель», М., 2002
- Тойнби Арнольд. «Цивилизация перед судом истории. Мир и запад», Изд-во «АСТ», М., 2009.
- Цицерон Марк Туллий. «Речи». В 2-х т. т. I-II. Изд-во академии наук СССР, М., 1962
- Carr Edward Hallet. «The Twenty Years’ Crisis 1919-1939», Palgrave, New York, 2001
- Nye Jr. Joseph S. «Soft Power. The Means to Success in World Politics». First ed. New York: Public Affairs, 2004
______________________
Дословно: «Мягкая сила - средства к успеху в международной политике». Пер.: А.Г.
Формальной датой угасания эллинистической культуры считается установление римского господства на территориях, где доминировал эллинизм, и падение последнего эллинистического государства - птолемеевского Египта в 30 г. до н.э. (см.: «Эллинизм» в Большая советская энциклопедия в 30 т. , гл. ред. А. М. Прохоров, М.: Советская энциклопедия, 1969 - 1978) Тем не менее, такая привязка гигантского пласта, целого исторического феномена к конкретной единичной дате кажется неверной. Даже при отсутствии государства, которое формально поддерживало подобную политическую культуру, сама природа последней, как и любой культуры, предопределяет ее «текучесть» во временном отношении. Иными словами, даже после падения птолемеевского Египта и распространения римского стоицизма в качестве новой доминирующей культуры, эллинизм не мог быть уничтожен в одночасье, но, что кажется более естественными и вероятным, угасал постепенно.
Данную дифференциацию по сути можно считать формальной, потому что по своему типу общественного устройства, этике и внешней политике Рим, независимо от его формального политического устройства, всегда имел имперский дух и имперский характер, проявляющихся на всех трех обозначенных уровнях.
Верность данного утверждения можно проиллюстрировать самым ярким историческим примером последних тридцати лет, а именно, распадом Советского Союза без единого выстрела.
Фукуяма Фрэнсис «Конец истории и последний человек», Изд-во АСТ. М., 2009
Акоп Габриелян
Контрольная работа
Концепция «мягкой силы»
1. Происхождение термина «мягкая сила»
Теоретическое основание концепции «мягкой силы»
Примеры «мягкой силы»
. «Умная сила»
Литература
Происхождение термина «мягкая сила»
«Мягкая сила» - это концепция, разработанная политологом Джозефом Наем в рамках теории неолиберализма. После окончания Холодной войны США оказались единственной сильной державой в мире, тем самым встав на путь поиска в понимании себя в новом мире. Перед США встала серьезная проблема: в мире, где растет взаимозависимость, появилась опасность того, что «если самая сильная страна мира не преуспеет в мировом лидерстве, то последствия для международной стабильности могут быть разрушительными». Мировая политика становилась намного сложнее, чем была в период Холодной войны, когда мир разделился на два лагеря, где всегда был элемент предсказуемости или понимания действий соперника. В 1990-х ситуация переменилась кардинально. Мир встал на путь усиления глобальной взаимозависимости. Однако при всех обстоятельствах США стремительно теряли «рычаги» давления на страны. Помимо государств, на первый план также выходили и другие акторы мировой политики: «хотя у них нет военной силы, транснациональные корпорации обладают огромными экономическими ресурсами». У многих ТНК годовой объем продаж составляет больше, чем ВПН государств. Благодаря экономическому весу ТНК приобретают и политическое влияние, так как, вкладываясь в экономики развивающихся стран, они тем самым улучшают уровень жизни в них за счет предоставления рабочих мест, инвестиций в экономику и так далее. Однако Джозеф Най подчеркивает, что «суть не в том, кто важнее - государство или негосударственный актор, а в том, что в современное время более комплексные коалиции влияют на результат».
С изменяющимисяакторами меняются и принципы защиты государств. Национальная безопасность стала сдвигаться от исключительно военной мощи в сторону экономики и экологии. Военная сила в современном мире обходится намного дороже, чем она была веками ранее. Становятся важными другие инструменты - коммуникации, организации и институты, а также манипуляции взаимозависимостью. Тем не менее, взаимозависимость - далеко не гарантия гармонии в мире, намного чаще взаимозависимость заключается в неравнозначной зависимости друг от друга.
Разделение мировой политики на различные сферы сделало силу и ее ресурсы менее взаимозаменяемыми. Перевод экономических ресурсов в военную силу может быть слишком затратным и не оправдать себя. Примером тому может служить гонка вооружений в СССР. Постоянные вливания средств в технологии ради опережения США сыграли свою роль в распаде СССР. СССР первым запустил человека в космос, но проиграл гонку.
Великие державы уже не могут использовать традиционные силовые ресурсы при достижении своих целей. И по многим проблемам и вопросам частные акторы и небольшие государства обладают большим политическим и экономическим весом. В связи с этим Джозеф Най отмечает 5 тенденций в разделении силы: экономическая взаимозависимость, транснациональные акторы, национализм в слабых государствах, распространение технологий, меняющаяся политическая проблематика. Новые виды взаимосвязи произвели огромный эффект на экономическую взаимозависимость. Если в прошлом веке на пересечение Атлантического океана требовалось две недели, то сегодня благодаря авиации на это требуется не более четырех часов. Развитие технологий позволило в разы снизить издержки, что и толкнуло мировую экономику вперед.
Урбанизация, модернизация, технологическое развитие в развивающихся странах также сдвинула силу от государства к частным акторам. Еще один относительно новый вид силы - это информация, «в особенности до ее широкого распространения». Рост экономики, основанной на информации, спровоцировал возвышение роли организационных способностей акторов и их гибкость в противовес наличию сырьевых ресурсов.
В связи со всеми факторами, Джозеф Най отмечает, что для достижения своих целей государству нужно менять стратегию поведения, отходя от «жесткой силы», согласно которой главный инструмент - принуждение. Для достижения желаемых результатов государству нужно научиться способности действовать на основе таких «нематериальных силовых ресурсов как культура, идеология и институты». К примеру, если культура страны и ее идеология симпатичны другим странам или частным акторам, то у нее появляются шансы на то, что другие акторы могут последовать за ней.
В дальнейшем Джозеф Най развил идею «мягкойсилы» вкниге «Soft Power: the Means of Success in the World Politics». Он определил «мягкую силу» как способность страны убеждать других делать то, что она захочет, без применения силы или принуждения. В то же время Най утверждает, что успешные государства должны использовать как «мягкую», так и «жесткую» силу, то есть сочетать способность принуждения других вместе со способностью формировать их предпочтения и взгляды. На примере США Джозеф Най показывает способность сочетать две силы. Так, будучи доминантным государством в мире, США также распространяют свое влияние через «мягкую силу», то есть через влияние своих компаний, фондов, университетов и других институтов гражданского общества. Благодаря этой концепции культура, демократические ценности и идеи США помогли Вашингтону привлечь поддержку и партнеров. Тем не менее, Най также отмечает границы «мягкой силы»: она обладает размытыми эффектами во внешнем мире и ее довольно тяжело контролировать при достижении сугубо конкретных целей. Как пример, общества разных стран принимают ценности США, однако стараются противостоять их внешней политике.
Таким образом, концепция «мягкой силы» - это ответ на вызовы изменяющегося мира, который в силу различных причин и факторов, одним из которых стал распад СССР, перестал требовать от государств проявления военной силы, напротив, теперь, в контексте теории неолиберализма, сильным считается то государство, которое смогло развить в своей внешней политике «мягкую силу», то есть обрести способность привлекать других акторов на свою сторону без применения силы и принуждения.
Теоретическое основание концепции «мягкой силы»
Так как концепция «мягкой силы» была создана американским политологом Джозефом Наем и преимущественно опирается для американскую модель внешней политики, то перед обществом встают такие вопросы, как «применима ли концепция к другим государствам?». Более того, события последних лет - вхождение Крыма в состав Российской Федерации, территориальный конфликт в Южно-Китайском море и конфликты на Среднем Востоке - ставят под вопрос актуальность концепции.
Однако большинство дискуссий о «мягкой силе» упирается в вопрос о том, возможно ли использовать только «мягкую силу» во внешней политике. Политолог Роберт Кауфман считает, что «мягкая сила» «имеет место быть, однако необходимо рациональное разделение между ее применением к демократическим режимам и авторитарным». Он также добавил, что «мягкая сила» необходима, но применяться она должна только в определенных обстоятельствах. По его мнению США и слабые страны или страны, которые не находятся в основном потоке геополитики, исторически предрасположены к «мягкой силе», так как «они обладают преимуществом использовать ее».
Сам Джозеф Най отмечает, что «мягкая сила» - это не влияние, а ресурс влияния. Государства зачастую сталкиваются со сложностями в применении «мягкой силы», так как довольно сложно изначально определить привлекательные стороны, особенно то, как их можно распространить на другие государства и выиграть в этой игре. Тем не менее, важность «мягкой силы» нельзя недооценивать. Это требование реальности и современной системы международных отношений. Во многом сомнения и дискуссии о «мягкой силе» исходят из того, что политологи, политики, государства и другие акторы убеждены в исключительно одном виде силы - в принуждении, которое чаще всего проявляется через войну и устрашение.
В работе «Public Democracy and Soft Power» (2008 г.) Джозеф Най пишет, что «условия для применения «мягкой силы» в последние годы претерпели серьезные изменения». Практически половина всех стран в мире имеют демократический строй, где на передний план выходит информация. Информация - это новая сила, и большая часть населения мира имеет доступ к этой силе. Новые технологии и их обширное распространение привели к снижению издержек в производстве и передаче информации. Как результат, это привело к эффекту избыточности информации, что, в свою очередь создало парадокс в ее недостатке. Дело в том, что при переизбытке информации различного типа обществу становится намного тяжелее понять, куда направить свой фокус. В такой ситуации «тот, кто может выделить ценную информацию из общего хаоса, владеет силой». Таким образом, век информационных технологий предоставил инструмент для контроля «мягкой силы» и направления ее в нужное русло.
Джозеф Най выделяет три ступени общественной дипломатии, которые играют важную роль в помощи создания положительного имиджа страны, что может улучшить перспективы в получении желаемых результатов. Первая - это ежедневные коммуникации, которые включают объяснение контекста внутренней и внешней политики. В современных демократических государствах государственные деятели после принятия решений продумывают, как и что сказать прессе. Средства массовой информации важны, так как через них формируется отношение людей к государственным деятелям. Вторая - это стратегические коммуникации, которые развивают набор простых повесток дня для фокусирования на определенных политических инициативах как минимум на ближайший год. И, наконец, третья ступень - это развитие долгосрочных отношений с ключевыми индивидами. В основном ставка делается на образовательные программы и доступ к СМИ. На примере США, Джозеф Най отмечает, что за годы действия стажировок, образовательных обменов, семинаров, грантов и прочего США делится своими ценностями, тем самым привлекая индивидов на свою сторону, и среди этих индивидов с большой вероятностью могут быть будущие правители других государств. Как пример, он указывает на Анвара Садата, Гельмута Шмидта и Маргарет Тэтчер. Каждая из этих ступеней общественной дипломатии играют важную роль в помощи создания положительного имиджа страны, что может улучшить ее перспективы в достижении конечных целей. Тем не менее, Най делает важную корректировку: «Даже лучшая реклама не сможет продать непопулярный продукт. Корыстные или высокомерные политики более склонны к запретам, нежели к производству «мягкой силы»». Таким образом, за эффективными результатами политики «мягкой силы» стоят эффективные политики.
Джозеф Най выделяет четыре источника «мягкой силы», и у каждого из источников есть свой получатель. Первый источник - это внешняя политика, которая через правительство, СМИ, негосударственные и межгосударственные организации доходит до получателя - иностранных государств и их населения. Второй источник - внутренние ценности и политика самого государства - также имеет в конечных получателях иностранные государства и их граждан, однако внутренние ценности и политика ретранслируются уже без помощи правительства, а только через СМИ и межгосударственные и негосударственные организации. Следующий источник - высокая культура, транслируется также на иностранные государства и их граждан, однако уже не через СМИ, а через правительство и организации. И последний, четвертый, источник - это поп-культура, ее главными распространителями являются СМИ и рынки, а целевой получатель - широкая публика.
Таким образом, «мягкая сила» - это набор качеств и инструментов, необходимых любому государству, стремящемуся к лидирующим мировым позициям. Это действенная концепция, и примером ее эффективности являются США и страны Западной Европы. Тем не менее, политика, основанная на исключительном применении «мягкой силы», сложно управляема в силу невозможности абсолютного контроля со стороны правительства.
мягкий сила дипломатия
3. Примеры «мягкой силы»
На сегодняшний день США - наиболее яркий пример страны, использующей «мягкую силу». Безусловно, страна тратит большие деньги на продвижение «мягкой силы» по всему миру. Соединенные Штаты Америки вкладываются в развитие публичной дипломатии, в образовательные и обменные программы, развивают военные контакты, помогают странам, пострадавшим от стихийных бедствий, и странам, нуждающимся в помощи в развитии. Военную силу США можно классифицировать на «жесткую» и «мягкую» силу. Хорошее военное обеспечение государства, сильная армия становится источником престижности страны, и военное сотрудничество между странами и совместные учения обеспечивают прочные связи, тем самым утверждая «мягкую силу». США в полной мере использует военную силу как продвижение своего имиджа. Примером тому служит НАТО.
США для всего мира являются страной, где демократия - одна из основных ценностей для общества. Демократические выборы и многопартийная система, права и свободы человека, благотворительные кампании (например, помощь странам, пострадавшим от стихийных бедствий) - подобные политические институты и ценности делают имидж США положительным на мировой арене. Культурные ценности США также распространяются по всему земному шару. Американские фильмы, поп-музыка, джаз, американская литература известны и, главное, понятны всему миру. Благодаря распространению английского языка американская культура становится намного ближе для населения планеты. Еще одна важная деталь, которая помогла США распространить свое влияние на весь мир - это культура потребления и потребительские предпочтения. Такие компании как Coca-Cola, TeslaMotors, Levis, Microsoft, Apple и другие известны всему миру, и, более того, их продукция широко распространена практически во всех странах земного шара. Таким образом, США, благодаря своей продукции, культуре и политическим ценностям, являются одной из наиболее привлекательных для жизни стран мира, в этом и проявляется ее «мягкая сила».
Еще одним положительным примером применения «мягкой силы» является Западная Европа. В первую очередь, главным элементом здесь является феномен Европейского Союза, объединения европейский стран, способных решать проблемы сообща. Главенство демократии, прав человека, принцип равенства перед законом, социальные блага для населения, сосредоточенность культурных объектов - все это так или иначе привлекает людей по всему миру. Доказательством привлекательности Западной Европы служит огромный поток мигрантов из Ближнего Востока и Африки, выбравшие Западную Европу как место, где можно жить и строить жизнь. Многие небольшие страны преуспевают в использовании «мягкой силы». К примеру, Норвегия. Не будучи страной ЕС, Норвегия существует на мировой арене как небольшой, но индивидуальный игрок, проявляющий активность в основном в гуманитарных вопросах и вопросах международного развития. Это во многом влияет на благоприятный имидж Норвегии. Конечный результат от применения «мягкой силы» зависит от того, кто ее продвигает. Отрицательным примером использования «мягкой силы» является ИГИЛ, вербующий боевиков по всему миру благодаря религиозной составляющей. Именно религия является «мягкой силой» ИГИЛ, а также обещания идеального мира, который воцарится на Земле после победы над кафирами, или неверными. Более того, в «Исламское государство» едут выходцы из бедных регионов в надежде заработать. В этом случае обещание денег - «мягкая сила» ИГ. Не менее важная составляющая часть вербовки - это вербовка молодых девушек, которые едут к возлюбленным в ДАЕШ. Сегодня «мягкая сила» - это также основополагающий элемент в политике Китая. Будучи важным мировым экономическим игроком, Китай продолжает завоевывать свой имидж благодаря быстрым темпам роста экономики, быстрым развитием страны, невмешательством в дела других государств. Более того, китайское правительство много внимания уделяет распространению китайской культуры за рубежом, способствуя созданию центров китайского языка и культуры в различных странах мира. Особенное внимание Китай уделил Олимпийским Играм 2008 года, во время проведения которых китайское правительство устроило ряд мероприятий в контексте «мягкой силы». Таким образом, «мягкая сила» в своем применении имеет как положительные, так и отрицательные результаты. Результат зависит непосредственно от стороны, которая применяет «мягкую силу», и от поставленных целей. На примере ИГИЛ видно, что «мягкая сила» - это легко управляемый инструмент, способный также легко распространяться среди людей, так как «получатель» «мягкой силы» всегда считает, что решение принимает он сам, и его никто не направляет извне. В этом скрытом эффекте и состоит мощь «мягкой силы».
. «Умная сила»
Термин «умная сила» вошел в обиход после того как 67-й Государственный Секретарь США Хиллари Клинтон (2009-2013) использовала его как обоснование для внешней политики США, где используется комбинация «мягкой» и «жесткой» силы, то есть полный объем имеющихся инструментов для достижения своих целей. Сам же термин «Умная сила» был введен Джозефом Наем в 2003 году для «развенчания заблуждения о том, что «мягкая сила» может создать эффективную внешнюю политику». Сила - это способность оказывать влияние на поведение других государств и акторов для того, чтобы добиваться собственных целей. Если «жесткая сила» заключается в принуждении и подкуплении, то «мягкая» - в добровольном привлечении. «Умная сила» - в использовании и того, и другого. Джозеф Най отмечает, что настоящая «умная сила» заключается в «достижении экономического развития, улучшении и сохранении здоровья граждан, борьбе с экологическими проблемами, в открытости и стабильности», и все это должно дополняться «военной и экономической мощью с инвестированием в «мягкую силу». В современном мире интерес к «умной силе» возрастает. Это коррелирует с двумя тенденциями, одна краткосрочная, другая - долгосрочная. Долгосрочная тенденция проявляется в США, где политика «умной силы» неоднократно провозглашалась Хилари Клинтон и была принята как необходимость в современном мире. Примером краткосрочной тенденции, где курс политики зависит от текущего правительства, является Китай. Правительство КНР использует ресурсы силы стратегически, основываясь на тщательном анализе положения дел в мире. Тем не менее, в «умной силе» Китая так или иначе намного больше составляющих от «мягкой силы». Обладать «умной силой» может далеко не каждое государство, точнее, только сверхдержавы. Это обусловлено тем, что важной составляющей «умной силы» является «жесткая сила», то есть сильная армия, хорошее вооружение и ядерное оружие как инструмент давления. К «жесткой силе» относятся природные ресурсы, составляющие государственную мощь, а также экономика, наука, техника. Если «мягкую силу» может развить практически любое государство с относительно небольшими затратами на нее, то «жесткая сила» требует внушительных денежных инвестиций. В международных отношениях «обладание «силой» означает обладание способностью оказывать влияние на другие акторы», где «жесткая сила» - это способ принуждения». В теории такой подход называется неореалистским. Таким образом, для продвижения «умной силы» необходима «умная кампания», которая должна иметь под собой институциональную базу «жесткой» и «мягкой» сил. Однако принцип того, что «хорошая дипломатия может предотвратить военные конфликты» должен сохраняться основополагающим, именно поэтому «мягкая сила» должна оставаться главенствующим элементом в политике «умной силы». Литература
Белова, И.Н. Международные валютно-кредитные отношения: Учебник / И.Н. Белова. - М.: НИЦ ИНФРА-М, 2013. - 314 c. Богатуров, А.Д Международные отношения в Центральной Азии: События документы: Ученое пособие / А.Д Богатуров. - М.: Аспект-Пресс, 2014. - 560 c. Бондарев, А.К. Международные экономические отношения: Учебник / А.И. Евдокимов, А.К. Бондарев, С.М. Дроздов; Под ред. А.И. Евдокимов. - М.: Проспект, 2013. - 656 c. Бурлачков, В.К. Международные отношения: конспект лекций / В.К. Бурлачков. - М.: МГИМО-Ун-т. МИД России, 2012. - 102 c. Галкин, С.А. Международные отношения. Базовые параметры: Справочник / О.В. Буторина, С.А. Галкин, В.Н. Ткачев; Под ред. О.В. Буторина. - М.: Весь Мир, 2013. - 136 c. Джинджолия, А.Ф. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебное пособие / Л.С. Шаховская, А.Ф. Джинджолия, Е.Г. Попкова. - М.: КноРус, 2013. - 256 c. Дугин, А.Г. Международные отношения. Парадигмы, теории, социология: Учебное пособие для вузов / А.Г. Дугин. - М.: Академический проект, 2013. - 348 c. Дугин, А.Г. Международные отношения. Парадигмы, теории, социология / А.Г. Дугин. - М.: Академический проект, 2014. - 431 c. Зубенко, В.В. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебник и практикум / В.В. Зубенко, О.В. Игнатова, Н.Л. Орлова. - Люберцы: Юрайт, 2016. - 409 c. Лебедев, Д.С. Международные валютно-кредитные и финансовые отношения: в схемах и таблицах / Д.С. Лебедев. - М.: Проспект, 2016. - 208 c. Лебедева, М.М. Международные отношения: теории, конфликты, движения, организации: Учебное пособие / П.А. Цыганков, Г.А. Дробот, А.И. Слива [и др.]; Под ред. П.А. Цыганкова. - М.: Альфа-М, НИЦ ИНФРА-М, 2013. - 336 c. Любецкий, В.В. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебник / В.В. Любецкий. - М.: НИЦ ИНФРА-М, 2013. - 350 c. Мороз, И.И. Мировая экономика и международные экономические отношения (для бакалавров) / И.И. Мороз. - М.: КноРус, 2013. - 256 c. Никитина, Н.А Международные отношения и мировая политика. Введение в специальность / Н.А Никитина. - М.: Аспект-Пресс, 2014. - 156 c. Николаева, И.П. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебник для бакалавров / И.П. Николаева, Л.С. Шаховская. - М.: Дашков и К, 2014. - 244 c. Николаева, И.П. Мировая экономика и международные экономические отношения: Учебник для бакалавров / И.П. Николаева, Л.С. Шаховская. - М.: Дашков и К, 2016. - 244 c.
Мягкая сила
Идея использовать «мягкую силу» для установления власти восходит к древнекитайским философам, таким как Лао-цзы , жившем в 7 веке до н. э. . В мире нет предмета, который был бы слабее и нежнее воды, но она может разрушить самый твердый предмет . Но самым наглядным примером «мягкой силы» является женская привлекательность, в отличие от мужской «жесткой силы».
В русском языке наиболее распространенным синонимом данного термина является «пряник», в отличие от «кнута», но он не применяется в контексте использования культурных и демократических ценностей для установления власти.
Что делает мягкую силу мягкой?
Основами мягкой силы являются культурные и политические ценности, институты, которые способны притягивать других, «хотеть того, чего хотите вы». .
Примеры мягкой силы:
- Политические ценности и институты:
- демократические выборы, многопартийность
- права человека
- свобода
- благотворительность (например, план Маршалла и восстановление Японии после Второй мировой войны)
- Культурные ценности:
- музыка (например, джаз, рок-н-ролл)
- фильмы (например, голливудские высокобюджетные фильмы)
- английский язык, литература
- Потребительские предпочтения:
- Coca-Cola, Snickers
- джинсы, модная одежда
- инновационная техника и технологии (Microsoft, Apple)
Критика мягкой силы
Концепция мягкой силы была подвергнута критике как неэффективная такими авторами, как Нил Фергюсон (Niall Ferguson) в предисловии к Colossus . По его мнению субъекты международных отношений должны реагировать только два типа стимулов - экономические и военные санкции.
Часто бывает трудно отличить последствия мягкой силы и других факторов. Например, Дженис Маттерн (Janice Bially Mattern) утверждает, что использование Джорджем Бушем фразы «вы с нами или против нас» было применением мягкой силы, так как никакой явной угрозы не подразумевало. Тем не менее, некоторые авторы видят в ней «неявную угрозу», поскольку прямые экономические или военные санкции следуют из фразы «против нас».
В России доминирует критика «мягкой силы», а не обсуждение возможности ее применения на пользу России. С одной стороны, «мягкая сила» воспринимается как «недостойное» (манипулятивное) средство реализации собственных интересов. С другой стороны, становятся невостребованными поиски нормативного объединяющего идеала, способного сформировать ядро «мягкого» потенциала.
Одно из направлений во внешней политике США, является проведение политики «Мягкой силы » (Soft power). Мягкая сила - это способность государства (союза, коалиции) достичь желаемых результатов в международных делах через убеждение (притяжение), а не подавление (навязывание, принуждение). «Мягкая сила» действует, побуждая других следовать (или добиваясь их собственного согласия следовать, или делая выгодным следование) определённым нормам поведения и институтам на международной арене, что и приводит её носителей к достижению желаемого результата фактически без принуждения" (хотя и здесь, конечно, может быть определённая вынужденность поведения, обусловленная отсутствием иной альтернативы). Это понятие принадлежит известному американскому политологу Джозефу С. Най-младшему . Политика «мягкой силы » - это незаметное, неосязаемое распространение среди населения симпатии к Америке, чувства её превосходства над своей страной.
Ссылки
Прочее
- Giulio Gallarotti, Cosmopolitan Power in International Relations: A Synthesis of Realism, Neoliberalism, and Constructivism, NY: Cambridge University Press, 2010, how hard and soft power can be combined to optimize national power
- Giulio Gallarotti, The Power Curse: Influence and Illusion in World Politics, Boulder, CO.: Lynne Rienner Press, 2010, an analysis of how the over reliance on hard power can diminish the influence of nations
- Giulio Gallarotti. «Soft Power: What it is, Why itâs Important, and the Conditions Under Which it Can Be Effectively Used» Journal of Political Power (2011),
- Soft Power and US Foreign Policy: Theoretical, Historical and Contemporary Perspectives, ed Inderjeet Parmar and Michael Cox, Routledge, 2010
- Steven Lukes, "Power and the battle for hearts and minds: on the bluntness of soft power, " in Felix Berenskoetter and M.J. Williams, eds. Power in World Politics, Routledge, 2007
- Janice Bially Mattern, "Why Soft Power Is Not So Soft, " in Berenskoetter and Williams
- J.S. Nye, "Notes for a soft power research agenda, " in Berenskoetter and Williams
- Young Nam Cho and Jong Ho Jeong, "China’s Soft Power, " Asia Survey,48,3,pp 453-72
- Yashushi Watanabe and David McConnell, eds, Soft Power Superpowers: Cultural and National Assets of Japan and the United States, London, M E Sharpe, 2008
- Ingrid d’Hooghe, "Into High Gear: China’s Public Diplomacy’, The Hague Journal of Diplomacy, No. 3 (2008), pp. 37-61.
- Ingrid d’Hooghe, «The Rise of China’s Public Diplomacy», Clingendael Diplomacy Paper No. 12, The Hague, Clingendael Institute, July 2007, ISBN 978-90-5031-1175 ,36 pp.
- "Playing soft or hard cop, " The Economist, January 19, 2006
- Y. Fan, (2008) «Soft power: the power of attraction or confusion», Place Branding and Public Diplomacy, 4:2, available at http://bura.brunel.ac.uk/handle/2438/1594
- Bruce Jentleson, «Principles: The Coming of a Democratic Century?» from American Foreign Policy: The Dynamics of Choice in the 21st Century
- Jan Melissen, "Wielding Soft Power, " Clingendael Diplomacy Papers, No 2, Clingendael, Netherlands, 2005
- Chicago Council on Global Affairs, «Soft Power in East Asia» June 2008
- Joseph Nye, The Powers to Lead, NY Oxford University Press, 2008
- Nye, Joseph,
- Joshua Kurlantzick, Charm Offensive: How China’s Soft Power is Transforming the World (Yale University Press, 2007). Analysis of China’s use of soft power to gain influence in the world’s political arena.
- John McCormick The European Superpower (Palgrave Macmillan, 2006). Argues that the European Union has used soft power effectively to emerge as an alternative and as a competitor to the heavy reliance of the US on hard power.
- Ian Manners, Normative Power Europe: A Contradiction in Terms?, http://www.princeton.edu/~amoravcs/library/mannersnormativepower.pdf
- Matthew Fraser, Weapons of Mass Distraction: Soft Power and American Empire (St. Martin"s Press, 2005). Analysis is focused on the pop culture aspect of soft power, such as movies, television, pop music, Disneyland, and American fast-food brands including Coca-Cola and McDonald"s .
- Middle East Policy Journal: Talking With a Region
- Salvador Santino Regilme, The Chimera of Europe’s Normative Power in East Asia: A Constructivist Analysis Regilme, Salvador Santino Jr. (March 2011). «The Chimera of Europe’s Normative Power in East Asia: A Constructivist Analysis ». Central European Journal of International and Security Studies 5 (1): 69-90.
| Геополитика и «сила» в международных отношениях | |
|---|---|
| Типы власти | Экономическая сила · Продовольственная сила · Мягкая сила · Жёсткая сила · Умная сила · Политическая сила (Machtpolitik Реальная политика) |
| Властные и сравнительные статусы важнейших государств |
Гипердержава · Сверхдержава (Потенциальная сверхдержава · Военная сверхдержава · Ядерная сверхдержава · Космическая сверхдержава · Экономическая сверхдержава · Энергетическая сверхдержава · Демографическая сверхдержава) · Великая держава · Региональная держава · Ближняя держава · Военная держава · Ядерная держава · Космическая держава · Экономическая держава · Энергетическая держава · Демографическая держава |
| Историческая геополитика и гегемония | Исторические сверхдержавы · Исторические державы · Колониальные державы · Европейский «век» · Азиатский «век» · Римский «мир» · Монгольский «мир» · Британский «мир» · Американский «мир» · Советский «мир» · Китайский «мир» · прочие «миры» · Центральные державы · Державы Оси · Союзники |
| Теория и история | Баланс сил (Военно-стратегический паритет) · Историческая держава · Теория перехода державы · Вторая сверхдвержава · Крах сверхдержавы · Распад сверхдержавы · Евроатлантизм |
| Организации и группы | Большая восьмёрка (G8) · Большая двадцатка (G20) · Группа 77 (G77) · БРИКС · Группа одиннадцати · ШОС · НАТО · ОДКБ · АНЗЮС · ОПЕК |
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Мягкая сила" в других словарях:
Жёсткая сила (англ. hard power) форма политической власти, связанная с применением военного и/или экономического принуждения для коррекции поведения или интересов других политических сил. Согласно названию эта форма политической власти… … Википедия
- (англ. smart power) форма политической власти, согласно Джозефу Наю способность сочетать жёсткую и мягкую силу для формирования выигрышной стратегии . Согласно Chester A. Crocker, Fen Osler Hampson и Pamela R. Aall умная сила включает… … Википедия
Новые технологии социальной инженерии в действии
9 июля 2012 года на Совещании послов и постоянных представителей России президент России Владимир Путин, пожалуй, впервые обратил внимание отечественной дипломатии на необходимость использовать в работе «мягкую силу». Это подразумевает «продвижение своих интересов и подходов путем убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре и интеллектуальной сфере». Президент признал, что «образ России за рубежом формируется не нами, поэтому он часто искажен и не отражает ни реальную ситуацию в нашей стране, ни ее вклад в мировую цивилизацию, науку, культуру, да и позиция нашей страны в международных делах сейчас освещается как-то однобоко. Те, кто стреляет и постоянно наносит ракетные удары тут и там, они молодцы, а те, кто предупреждает о необходимости сдержанного диалога, те вроде как в чемто виноваты. А виноваты мы с вами в том, что мы плохо объясняем свою позицию. Вот в чем мы виноваты».
Пришло время исправлять допущенные ошибки, искупать прежнюю вину: «мягкая сила» становится одной из опор российской внешней политики.
Концепт и концептуалисты soft power
Роль и значение «мягкой силы» (МС), которая использовалась еще в подготовке крушения советской системы и вплоть до реализации проекта «твиттер-революций» в арабском мире, постоянно возрастает. Сегодня практически ни одно даже малозначимое событие в мировой политике не происходит без использования МС, многократно усиленной новейшими информационными и когнитивными технологиями. Более того, в современных условиях именно «мягкая сила» зачастую обеспечивает информационную артподготовку, готовит плацдарм для прямого военного вмешательства.
Различные способы воздействия на сознание, методы ненасильственной обработки властных и иных групп известны давно. Об этом писали Н. Макиавелли и французские энциклопедисты, Г. Торо и М. Ганди, Т. Лири и Р. Уилсон. Однако появление стройной не столько научной, сколько сугубо практической концепции soft power связано с именем Джозефа Сэмюэля Ная, профессора Публичной административной школы им. Дж. Кеннеди в Гарвардском университете, члена американской Академии искусств и наук и Дипломатической академии. Главным достижением Ная стало не только концентрированное и емкое описание природы и значения «мягкой силы», которая сыграла определенную роль в холодной войне, но и определение ее возможностей, которые в ХХI веке, веке информационных технологий и когнитивных войн, становятся поистине неограниченными.
Сам термин «мягкая сила» был предложен Наем в 1990 году, и лишь спустя 14 лет, в 2004 году; вышла его, пожалуй, самая известная книга - Soft Power: The Means to Success in World Politics (Мягкая сила: Средства достижения успеха в мировой политике). В настоящее время Най активно продолжает свои исследования и формирует повестку «умной власти» для нынешней администрации Белого дома, понимая ее как «способность объединять в различных контекстах жесткие и мягкие ресурсы власти в успешные стратегии».
Успехи в продвижении концепции «мягкой силы» связаны, конечно, не с ее научной значимостью, а с ее широким использованием в большой политике: наработки Дж. Ная были учтены правительством США при принятии важнейших политических решений. В 1977–1979 годах он - помощник заместителя госсекретаря США по вопросам поддержки безопасности, науки и технологии, председатель группы Национального совета безопасности по вопросам нераспространения ядерного . В администрации Клинтона Най работал помощником главы Пентагона по международной безопасности, возглавлял Национальный совет по разведке США, а также представлял США в Комитете по вопросам разоружения при ООН. В ходе президентской кампании Дж. Керри претендовал на место советника по национальной безопасности.
Помимо этого Най был старшим членом Института Аспена (США), директором Аспенской стратегической группы и членом Исполнительного комитета Трехсторонней комиссии, участником ряда заседаний Совета по международным отношениям. Институт Аспена был основан в 1950 году миллиардером Уолтером Папке - одним из инициаторов 68-й директивы Совета национальной безопасности США, закрепившей доктрину холодной войны. Сегодня институт возглавляет Уолтер Исааксон, бывший председатель и главный исполнительный директор CNN и журнала Time, а в Совет правления входят такие знаковые фигуры, как принц Саудовской Аравии Бандар бин Султан, бывшие госсекретари США Мадлен Олбрайт и Кондолиза Райс, президент корпорации «Дисней» Майкл Айснер, заместитель генсека ООН Олара Отуну, бывший глава Совета ЕС и НАТО Хавьер Солана и др. Иными словами, Аспенская группа - это закрытый клуб высокопоставленных политиков, разрабатывающих стратегии мироустройства. Возвращаясь к Наю, отметим, что он успел побыть директором в Институте исследований безопасности «Восток - Запад» и в Международном институте стратегических исследований, а при Обаме привлечен сразу к двум новым исследовательским проектам - в Центр за новую американскую безопасность и в Проект реформы национальной безопасности США.
Подобные переходы из науки в политику, из политики в разведку, из разведки в науку и т.п. - широко распространенная на Западе практика. Достаточно вспомнить Зб. Бжезинского, Ф. Гордона, Г. Киссинджера, М. Макфола, К. Райс. Эта практика призвана продвигать и реализовывать интересы тех или иных элитных групп. Что же касается концепции soft power, то о ее практической значимости для правительства США свидетельствует, в частности, такой факт. Презентация книги Дж. Ная Soft power, переведенной на русский язык («Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике»), проводилась в 2006 году под эгидой посольства США в Московском центре Карнеги.
Теперь собственно о концепте «мягкой силы» (МС). Главный смысл soft power заключается в формировании привлекательной власти, т.е. в способности влиять на поведение людей, опосредованно заставляя их делать то, что в ином случае они никогда не сделали бы. Такой власть становится, основываясь не только на убеждении, уговаривании или способности подвигнуть людей сделать что-либо при помощи аргументов, но и на «активах», которые продуцируют ее привлекательность. Достичь этого, по мнению Ная, возможно, используя «власть информации и образов», власть смыслов. Иными словами, ядро «мягкой силы» - нематериальность, информативность и подвижность.
Чья «мягкая сила», того и область
В свою очередь, создание «привлекательности» невозможно без лингвистического конструирования, без интерпретации реальности, без акцентирования внимания на взаимно противоположных оценочных суждениях (типа Бог-дьявол, добро-зло, свобода-рабство, демократия-диктатура и пр.). Причем именно проводники «мягкой силы» определяют, что есть «хорошо» или «справедливо», какая страна становится изгоем или образцом демократической трансформации, подвигая тем самым остальных участников политического процесса соглашаться с этой интерпретацией в обмен на поддержку со стороны субъекта soft power.
«Оседлать законы » (И.В. Сталин), как убедительно доказала практика, лишь силовыми методами невозможно. Поэтому в современных условиях столь важной оказывается «мягкая сила», проявляющаяся как особый тип влияния, особый вид власти, непосредственно связанный с информационной революцией, с самим объемом информации и его ростом по экспоненте, а также со скоростью и широтой распространения этой информации благодаря новейшим коммуникативным технологиям. Информационная революция позволяет перекодировать сознание, начиная с изменения исторической памяти и заканчивая миром символов-смыслов. Причем именно смысло-символический мир является наиболее значимым, так как на него в значительной степени ориентируется социальная память общества, позволяющая противостоять как разрушению извне, так и самоуничтожению.
Человек всегда жил в трех измерениях - в мире реальном, мире информационном и мире символическом. Однако именно в современном мире новые технологии и средства коммуникации оказывают столь мощное воздействие на сознание, что реальные действия и события только тогда становятся значимыми, когда они представлены в СМИ, то есть становятся функцией виртуальности. События как бы и нет в реальной жизни, если о нем не написано в газете или оно не отражено в Сети. Это одна сторона дела. Важно еще и то, что современные технологии позволяют легко и быстро манипулировать сознанием больших масс людей, формировать нужные манипулятору образы и символы.
Именно на это и опирается «мягкая сила» Запада, работая с сознанием человека, а точнее, масс посредством информации, знаний и культуры. Мягкосиловое воздействие на большие массы людей может быть осуществлено в довольно короткий период - он, как правило, не превышает нескольких месяцев. В этом случае наиболее эффективными инструментами soft power являются СМИ, традиционные и новые социальные медиа.
В долгосрочной перспективе МС в меньшей степени зависит от риторики, но больше связана с практической деятельностью. В этом случае эффективными инструментами «мягкой силы» являются: предоставление услуг высшего образования, а также развитие наук, в том числе общественных, основная задача которых заключается в производстве смыслов - теорий и концепций, легитимизирующих позицию и взгляды государства, проводящего политику МС. Совокупность этих стратегий позволяет воздействовать на систему социокультурных фильтров или «матрицу убеждений» конкретного индивида, общества, по отношению к которому применяется данный тип воздействия, заставляя его в конечном итоге изменить свое поведение.
Конкретно это проявляется в следующем. Как пишет Дж. Най, «идеалы и ценности, «экспортируемые» Америкой в умы более полумиллиона иностранных студентов, которые каждый год обучаются в американских университетах, а затем возвращаются в свои родные страны, или в сознание азиатских предпринимателей, которые возвращаются домой после стажировки или работы в Силиконовой долине, направлены на то, чтобы «добраться» до властных элит». В долгосрочной стратегии МС посредством только образования «позволяет сформировать определенное мировоззрение у иностранных гостей, отражающее ценностные ориентации самого принимающего государства и позволяющее рассчитывать на благоприятное отношение к стране пребывания с их стороны в будущем».
Формирование «определенного мировоззрения» происходит следующим образом. Во-первых, пребывание участников образовательных программ в стране подразумевает ознакомление с ее политической и экономической моделью, приобщение к ее культуре и ценностям. По возвращении домой студенты или стажеры не просто используют этот опыт. В случае подготовки или принятия тех или иных решений они руководствуются полученными ценностными ориентирами.
Во-вторых, конкурсный отбор получателей грантов и стипендий подразумевает выделение наиболее перспективных представителей в тех или иных областях деятельности или научного знания. После прохождения обучения с выпускниками сохраняются тесные связи в рамках сетевых сообществ, различных исследовательских центров, таким образом государство - проводник МС оставляет за собой возможность влиять на зарубежные элиты или использовать их интеллектуальный ресурс в собственных интересах. Хорошо известно, как такой подход широко используется США, Великобританией, Китаем. Широко эта практика применялась и в СССР.
Современная Россия практически добровольно сложила с себя обязанности подготовки, выращивания лояльных ей элит. В то время как, по данным лишь за 2011 год, в США училось свыше 700 тыс. иностранных студентов, в Великобритании - свыше 300 тыс., в Австралии - около 150 тыс. К 2020 году согласно прогнозу Британского совета, Ассоциации университетов Великобритании и компании IDP (Австралия) обучаться в высших учебных заведениях западных стран будут около 6 млн человек(!). И это только студенты, не говоря уже о конкретных и специфических программах подготовки гражданских активистов, блогеров и т.п.
Ресурсная база МС, конечно же, не ограничивается обучающими программами. Soft power использует весь спектр культурных, информационных, разведывательных, сетевых, психологических и иных технологий. Все это в комплексе позволяет согласиться с мнением немецкого издателя Й. Йоффе относительно «мягкой силы» Америки, которая «даже более значима, чем ее экономическая или военная мощь. Американская культура, будь она низкого или высокого уровня, проникает повсюду с интенсивностью, которая наблюдалась только во времена Римской империи, но с новой характерной особенностью. Воздействие Рима или Советского Союза в области культуры как бы останавливалось на уровне их военных границ, американская же «мягкая сила» правит империей, где никогда не заходит солнце».
С этим не поспоришь, но все же главным инструментом soft power, используемым при манипуляциях с исторической памятью, причем не требующим непосредственного присутствия в стране - инициаторе давления, являются как традиционные, так и новые - сетевые - средства массовой информации. Именно СМИ являются трансляторами нового видения мира не только в публицистической или научно-популярной форме, но и через художественные произведения, соответствующим образом трактующие определенные исторические факты. В свое время Наполеон Бонапарт заметил: «Я боюсь больше трех газет, чем ста тысяч штыков». Сегодня влияние СМИ увеличилось на порядки.
Присутствуя ежедневно, а порой и ежечасно, в жизни каждого человека СМИ фактически управляют мнениями и оценками, интегрируют индивидуальные человеческие умы в «массовый разум» (другой вопрос - насколько он действительно разумен). В результате у людей продуцируются одни и те же мысли, порождаются одни и те же образы, отвечающие целям и задачам персон, контролирующих мировые средства коммуникации. Железную хватку информационных ресурсов МС прекрасно выразил российский психолог, член-корреспондент РАН, трагически погибший в 2002 году А.В. Брушлинский: «Когда это на самом деле происходит, то можно наблюдать волнующее незабываемое зрелище, как множество анонимных индивидов, никогда друг друга не видевших, не соприкасавшихся между собой, охватываются одной и той же эмоцией, реагируют как один на музыку или лозунг, стихийно слитые в единое коллективное существо».
Без преувеличения в ХХI веке важнейшим инструментом «мягкой силы», придавшим ей динамизм и мобильность, стали современные средства массовых коммуникаций, сокращающие некогда непреодолимые расстояния между материками. Теперь не только возможно формировать мировоззрение социума конкретной страны, организация и проведение государственного переворота не требует непосредственного присутствия интересантов: свергать режимы можно дистанционно, посредством передачи информации через различные сети.
Нельзя не согласиться с мнением отечественных исследователей Г.Ю. Филимонова и С.А. Цатуряна в том, что современный мир, «соединенный интернетом, телевидением, радио и газетами, все более напоминает паутину, объединяющую человечество в единое информационное пространство, предоставляя тем самым любому государству статус стороннего наблюдателя, способного восстановить статус-кво только путем насилия. Формируя посредством этих каналов либерально-демократическую культурную среду, социальные сети и СМИ (прежде всего американские) открывают путь к смене неугодных режимов в невиданных ранее масштабах... Возросшая роль информации в жизни современного человека, разгоняющей маховик исторического процесса, форсирует создание глобального сетевого общества, оторванного от традиций и национальных культур».
Иными словами, «мягкая сила» в ХХI веке становится одним из главных способов борьбы за влияние, за территории и ресурсы. Мир словно возвращается в позднее Средневековье. Если после Аугсбургского мира 1555 года в Европе был установлен принцип cuius region, eius religio (дословно: «чья область, того и вера»), то современность устанавливает иной принцип - «чья «мягкая сила», того и область».
Сетевые технологии как ресурс МС
Развитие и значение мягкосиловых технологий во многом обусловлено научно-техническим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство. В его границах разумная деятельность индивида становится определяющим фактором развития. Дигитализация (перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и стремительное развитие сетевых электронных технологий способствуют созданию новой информационной парадигмы. При этом существенным оказывается следующее противоречие - информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено их физиологическими и психологическими особенностями. В результате осознание истинной роли новых технологий в формировании информационного, а значит, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием, и homo digitalis оказывается беззащитным перед хозяевами информационных технологий.
Стратегически же мыслящие политики должны понимать истинную природу и направленность той или иной технологической новинки. Именно поэтому необходимо знать, что сетевые технологии, будучи одним из важнейший ресурсов «мягкой силы», стали самым значимым в ХХI веке инструментом борьбы за власть и влияние. Оценка роли и значения соцсетей в формировании настроения масс, в их экзальтации и организации позволяет утверждать, что, во-первых, социальные сети - это когнитивная технология; во-вторых - организационное оружие, а в-третьих - бизнес-продукт. Одним из первых в России на это обратил внимание И.Ю. Сундиев. Оставив в стороне вопросы бизнеса, обратим более пристальное внимание на первые две характеристики.
Под когнитивными или познавательными принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 год), - «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) - сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение «Кто владеет информацией - тот правит миром» уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из нее получать знания, тот правит миром».
Истоки когнитивных знаний, согласно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены еще во второй половине ХIХ века в работах У. Джеймса и Г.Л.Ф. фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е годы на факультете прикладной психологии Кембриджского университета, возглавляемого Ф. Бартлеттом, удалось организовать проведение широкого спектра работ в области когнитивного моделирования. Хотя еще в 1943 году ученик и последователь Бартлетта К. Крэг в своей книге The Nature of Explanation («Природа объяснения») привел весомые доводы в пользу научного изучения таких «мыслительных» процессов, как убеждение и постановка цели. Уже тогда Крэг обозначил три этапа деятельности агента, основанной на знаниях. Во-первых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представление. Во-вторых, с этим представлением должны быть выполнены манипуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внутренних представлений. В-третьих, они должны быть, в свою очередь, снова преобразованы в действия.
Современные когнитивные технологии как усовершенствованные крэговские установки - это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы. Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам: N - нано, B - био, I - инфо, C - когно). Как отмечает И.Ю. Сундиев, к настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым, прозрачным в полном смысле этого слова. Особую роль NBICконвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника. Именно на этом были основаны все, начиная с белградской ≪революции≫ 2000 года, политические перевороты ХХI века.
Существенным ≪достижением≫ когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации - добровольноигрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы упакованы, завернуты в контркультурную оболочку безобидной игрыприкола и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смартформ флэшмобы. Дословный перевод выражения fl ashmob на русский язык - ≪мгновенная толпа≫, хотя правильнее это понимать как ≪умная толпа≫, т.е. толпа, имеющая цель и четко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа.
В 2002 году в книге ≪Умная толпа≫ (Smart Mobs) специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиасферу современности Г. Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но фактически предвосхитил и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смартмобы) столь мобильны благодаря тому, что их участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета как организационного ресурса пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Р. Зазуэта после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.
Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость ≪умной толпы≫ достигается за счет следующих базовых принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где моберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.
Во-вторых, акция начинается одновременно всеми участниками, но призвана выглядеть как спонтанная -участники должны делать вид, что не знают друг друга. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который подает всем сигнал к началу акции. В-третьих, участники акции все делают с самым серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. В-четвертых, акции должны быть регулярными, иметь абсурдный характер и не поддаваться логическому объяснению.
При этом флэшмоб - совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как ≪новой социальной революции≫ заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного ≪маяком≫, поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственно индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины.
Роль соцсетей не ограничивается формированием смарттолпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Так, везде, где происходили события ≪арабской весны≫, для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в Сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.
В частности, за год до ≪арабской весны≫, в 2010 году, правительство США заключило договор с компанией HB Gary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения.
Еще раньше ВВС США заказали разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. В июне 2010 года программа была запущена.
Фактически сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии, создающие неведомые ранее модели принятия решений, изменяющие когнитивный базис современного человека. А интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter, в инструмент борьбы за влияние и конкретно смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами А. Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро» конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении. И все это укладывается в концепцию «мягкой силы».
Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции», но являются прекрасным каналом его распространения. Возьмем, к примеру, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, скорее социальный медиасервис. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент разогрева общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяющихся при помощи так называемых «ретвиттов» в режиме нон-стоп. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов».
На иных принципах работает Facebook, насчитывающий около одного миллиарда пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и политических переворотов 2011–2012 годов. В результате у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включенности в этот процесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если именно я выйду на площадь или хотя бы виртуально присоединюсь к протесту, то ненавистный диктатор будет повержен.
Оценивая значение Facebook в «мягкой силе» Запада, важно помнить, что пользователи этого ресурса - самая активная часть населения любой страны, к тому же активно включенная в контекст информации определенной направленности (как правило, это критическая оценка существующего режима). Однако не во всех странах Facebook овладел массами. В России Facebook, достигший к концу 2012 года планки 7,5 млн участников, что составляет 5,36% населения, - не самая популярная сетевая площадка. Лидирующие позиции в РФ и ряде стран постсоветского пространства занимают сети «ВКонтакте» (более 190 млн) и «Одноклассники» (более 148 млн). Если же судить по счетчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается 41 млн.
Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей - LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же так называемого троллинга - размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим практически так же, как классические СМИ. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту нишу занимает «ВКонтакте». Затем уже следует Twitter.
Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько детонатора информационного взрыва, способного распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.
Итак, сетевые структуры - важнейший инструмент «мягкой силы», созданный для решения как минимум трех задач, причем в глобальном масштабе. Первая - формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удается решить, то никакое военное вмешательство не понадобится.
Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Третья задача - создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.
Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в свое время заметил выдающийся советский ученый П. Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере относится к соцсетям как средству реализации мягкой силовой стратегии.
Справка
Джозеф Сэмюэль Най. Выпускник Принстонского университета, докторант и преподаватель Гарварда. Его докторская диссертация была выдвинута на соискание премии Сесила Родса, известного апологета мирового господства Британии и англо-американского истеблишмента в целом, создателя алмазной империи DeBeers и действующей до сих пор закрытой структуры под названием «Группа» (или «Мы»). Кстати, согласно завещанию Родса, после его смерти в 1902 году около 3 млн фунтов (по тем временам колоссальная сумма) было передано на учреждение студенческих стипендий и профессорских грантов. При этом в завещании было оговорено, что стипендии предназначены для уроженцев европейских стран, США и британских колоний «с лидерскими наклонностями» в рамках программы воспитания президентов, премьер-министров и иных высокопоставленных деятелей, которым «предстоит управлять нациями и миром».
НПО как средство давления
Глобализация создала уникальные условия для мягкосилового давления внутри конкретной страны. Этим непосредственно занимаются такие агенты МС, как различные фонды и иные так называемые неправительственные организации.
Например, Национальный фонд поддержки демократии (NED), основанный в 1993 году, позиционирует себя как частную некоммерческую организацию, деятельность которой направлена на развитие и укрепление демократических институтов по всему миру. При этом фонд был создан совместно Республиканской и Демократической партиями. Руководство его деятельностью осуществляется советом, в состав которого входит пропорциональное количество представителей обеих партий. Более того, на официальном сайте зафиксировано, что деятельность фонда «контролируется на разных уровнях со стороны конгресса США, Государственного департамента и независимого финансового аудита». Ежегодно NED выплачивает более 1000 грантов на поддержку проектов НПО в более чем 90 странах. Еще одной структурой, реализующей концепцию американской «мягкой силы», является Национальный институт демократии (NDI), созданный в 1993 году под патронажем Демократической партии США. Финансирование института, председателем которого в данный момент является экс-госсекретарь М. Олбрайт, также осуществляется федеральным правительством, различными международными агентствами развития и частными фондами. В рамках своей миссии «NDI оказывает практическую помощь общественным и политическим деятелям, продвигающим демократические ценности, практики и институты. NDI работает с демократами в каждом регионе мира и помогает в создании политических и общественных организаций, в обеспечении честных выборов и в продвижении гражданского участия, открытости и ответственности в правительствах». В настоящий момент эта «помощь» осуществляется в 125 странах.
Агентство США по международному развитию (USAID) было создано по распоряжению Дж. Кеннеди в 1961 году и позиционирует себя (цитирую официальный сайт агентства) как «независимое агентство федерального правительства США. Отвечает за невоенную помощь США другим странам. Администратор агентства и его заместитель назначаются президентом США с согласия сената и действуют в координации с Государственным секретарем США. Агентство работает более чем в 100 странах мира. На финансирование программ этой организации ежегодно выделяется около 1% федерального бюджета США». Осталась ли у кого-нибудь после прочтения этой информации убежденность в том, что USAID - неправительственная организация?
Среди иных структур soft power, так или иначе занимающихся «продвижением демократии», а реально - формированием образа «привлекательной» власти США, следует назвать RANDCorporation, Институт Санта-Фе, Дом Свободы, фонды Форда, Макартуров, Карнеги и др. А также Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, Оксфордский институт интернета, Альянс молодежных движений, школы права Колумбийского и Йельского университетов, Институт Альберта Эйнштейна, созданный, пожалуй, самым известным идеологом ненасильственного сопротивления Джином Шарпом в 1983 году.
Из последних конкретных результатов деятельности агентов американской «мягкой силы» следует вспомнить так называемую «арабскую весну». Сегодня уже широко известно, что оппозиционное «Движение 6 апреля» в Египте поддерживалось такими международными организационно-информационными ресурсами, как сеть GlobalVoices, финансируемая фондами Форда и Макартуров, «Открытым обществом» Дж. Сороса, а также производителями и дистрибьюторами IT. Именно через GlobalVoices, регулярно проводившей международные конференции и рабочие встречи, распределялись средства на профильные общественные структуры - «Врачи за перемены», «Журналисты за перемены», «Рабочие за перемены» и др. По отдельным каналам оказывали помощь объединениям юристов, женским организациям, а также структурам национальных меньшинств. Целевую поддержку получали также редакции изданий, прежде всего политических сайтов, таких как «Аль-Масриаль-Юм», а на международном уровне - «Аль-Джазира». Даже отдельные интеллектуалы, преимущественно из сферы СМИ - мастера фельетонного и карикатурного жанра. Как следует из материалов WikiLeaks, опубликованных 29 января 2011 года, уже после восстания на площади Тахрир, посол США в Египте Маргарет Скоби в своих донесениях еще в декабре 2008 года упоминала о «Движении 6 апреля», которому предстояло быть одним из основных организаторов акций протеста, а один из египетских оппозиционеров - топ-менеджер Google Ваил Гоним - был отправлен на организованный Госдепом США семинар молодых активистов по фальшивому паспорту.
По некоторым данным, на тот момент группа «6 апреля» в социальной сети Facebook уже насчитывала 70 тыс. человек, преимущественно из образованной молодежи. Особый акцент был сделан на работе с коптским меньшинством. Как и в Судане, христианское меньшинство в Египте с начала 1980-х патронировалось специально созданными для этого организациями - Интернационалом христианской солидарности (CSI) и фондом PaxChristi. Таким образом, можно утверждать, что США в полной мере задействовали ресурсы «мягкой силы» для осуществления смены режима в Египте и в других странах Северной Африки и Ближнего Востока. Прав оказался Дж. Шарп, «мирный переворот не терпит импровизаций». Так, переворот в Тунисе во многом стал результатом длительной подготовительной работы Центра прикладных ненасильственных акций и стратегий CANVAS (The Center for Applied Non-Violent Action and Strategies).
Основанный в 2003 году в Белграде на базе движения «Отпор» - главной публичной силы белградской «революции», CANVAS занимается реализацией методик Дж. Шарпа. Члены организации также участвуют в семинарах, финансируемых ОБСЕ и ООН. Сотрудничая с «Домом Свободы», который, в свою очередь, поддерживается Национальным фондом за демократию, CANVAS подготовил к 2011 году активистов более чем из 50 стран мира, в том числе из Зимбабве, Туниса, Ливана, Египта, Ирана, Грузии, Украины, Белоруссии, Киргизии и даже Северной Кореи.
Важно, что программа обучения была построена на вытеснении национальных правительств из процесса формирования мнения слушателей, которые должны были погружаться в информпотоки, идущие только из мировых (читай, западных) СМИ и соцсетей. Кстати, Тунис, запустивший «революционную волну» в 2011 году, перекинувшуюся затем на Египет и другие страны Северной Африки и Ближнего Востока, еще двадцатью годами ранее стал первой арабской и африканской страной, подключившейся к Сети, а к началу революции по уровню развития мобильной телефонии из стран мусульманского мира уступал лишь Турции.
В связи с этим справедливо полагать, что публикации на сайте WikiLeaks материалов, компрометирующих семью тунисского президента З. Бен Али, послужили детонатором общественного недовольства. Экзальтация даже лояльных власти тунисцев была достигнута трансляцией по сетям самосожжения Мохаммеда Буазизи. Здесь необходимо отметить, что зрелище - особо важный технологический прием «мягкой силы». Он продуцирует коллективное чувство - синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоение страсти героя. В результате завороженность конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же развитие современных технологий позволяет серьезным образом усилить эффект невротической синтонии, повысить внушаемость.
Современные средства коммуникации стали одними из важнейших средств подготовки и осуществления политических переворотов в арабском мире, прежде всего, в силу того, что позволили активизировать зрелищную сигнальную семантику. Так, YouTube, который является третьим по количеству посетителей сайтом в мире (ежедневное количество просмотров достигает 4 млрд), позволяет мгновенно распространять по мобильной связи подлинные, ретушированные или просто созданные видеосюжеты, возбуждающие в сенсибилизированном обществе генерализованные реакции ужаса, переходящего в яростное неприятие заведомо указанного виновника. Как правило, это политический лидер, члены правящей партии.
Очень четко показал роль сетей в событиях «арабской весны» издатель сайта MetaActivism Мэри С. Джойс. Акты самосожжения - это «наглядно, и это шокирует… Что сделало истории Буазизи, Саида и аль-Хатиба резонансными? Их необыкновенная брутальность, причем видимая на фотоснимках и видео сразу после происшедшего. Это произвело висцеральный (то есть до ощущений во внутренних органах. - Прим. авт.) эмоциональный эффект. Увидеть эти картинки куда более чувствительно, чем о них услышать, и уже испытываемый гнев против режима достигает лихорадочной амплитуды». Не вдаваясь в детальный анализ событий «арабской весны» - об этом уже написано немало, - отмечу, что после событий 9/11 США мобилизовали огромные финансовые ресурсы для активизации своего мягкосилового давления. Для чего создали порядка 350 (с каким размахом работают!) новых различных программ в области образования, культуры и информации для продвижения демократии и создания прослойки граждан в арабских странах, ориентированных на ценности и политику США. Все программы были объединены в масштабный проект под названием «Инициатива поддержки партнерства на Ближнем Востоке», который курировался Госдепом США.
В 2002 году Госдепартамент четко обозначил цель данного проекта - осуществить «демократические преобразования» в таких странах региона, как Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Тунис, ОАЭ, Палестинские территории, Иран, Ирак и Ливия. Эти преобразования предполагалось запустить при помощи мягкосиловых проектов, направленных на (1) изменение политического строя через создание партий, подготовку альтернативных политиков, эмансипацию женщин и формирование лояльной и демократически настроенной молодежи; (2) изменение экономического климата путем создания слоя бизнесменов и юристов, получивших «западное образование», а также изменения законодательства стран; (3) реформирование всей системы образования посредством расширения доступа женщин к образованию, ревизии учебных планов и обеспечения школ и университетов американскими учебниками.
В реализации этих проектов было апробировано принципиальное новшество - США впервые изменили целевую аудиторию программ обучения. Теперь вместо действующей элиты, военных и диссидентствующей интеллигенции правительство США стало обучать молодежь до 25 лет и женщин. Кроме этого, Госдеп модифицировал тактику продвижения «мягкой силы». Вместо поддержки политических режимов и армии Вашингтон стал создавать альтернативные партии, некоммерческие организации, реформировать системы образования.
В результате всего за десять лет осуществления такой стратегии произошло, во-первых, значительное увеличение числа арабского населения, прошедшего политическое обучение в США либо по американским методикам у себя на родине. Если в конце 2000 года тысячи граждан вовлекались в программы обменов или обучения, то уже в 2004–2009 годах - сотни тысяч. Так, только из Египта в 1998 году США пригласили на обучение по программам в области развития демократии около 3300 человек, в 2007 году - их уже было 47 300 человек, а в 2008-м - 148 700 человек.
Во-вторых, Госдепу удалось «обработать» молодежь, представляющую не самые обеспеченные слои общества и лишенную возможности получить образование. Эти группы молодежи - так называемые under served youth, или молодежь группы риска - имели высокие шансы стать членами террористических группировок. Отучившись в специальных школах по обучению «основам демократии и гражданского общества», изучив политические технологии и основы протестного движения, они стали ударным отрядом «демократических преобразований» и лишь ждали часа «Х».
В-третьих, это создание целой серии информационных программ. Начиная с 2002–2004 годов на деньги правительства США и его союзников было создано порядка десяти новых радиостанций и телеканалов. Наиболее известные среди них - каналы «Сава», «Фарда», «Свободный Ирак», «Голос Америки на курдском языке», «Сеть персидских новостей» и др. Большинство из них появилось в странах Ближнего Востока. Самый масштабный - это телеканал «Альхурра», который охватывает все страны Северной Африки и Ближнего Востока. Будучи крайне политизированным каналом, «Альхурра» сумела привлечь внимание молодежи посредством таких передач, как «Час демократии», «Мнения женщин» и т.д.
Особое внимание было обращено на подготовку блогерактивистов. Например, только на базе юридической школы Колумбийского университета перед организаторами будущих акций проводили «презентации» ключевые сотрудники из команды Обамы, обеспечившие его избрание. Еще одной структурой, отвечавшей за подготовку оппозиционеров, был Alliance for Youth Movements, также финансируемый Госдепом США. Кроме того, в разработке сценариев революций и подготовке оппозиционного ядра принимали непосредственное участие: New America Foundation - соучредитель Global Voices и партнер Google, Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарварде, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, NEXACenter, Оксфордский институт интернета и другие. И это лишь вершина айсберга американской «мягкой силы».
Существуют ли антидоты западной «мягкой силы»? По сути, она представляет собой комплекс высокотехнологичных когнитивных и организационных приемов, которые используются для продвижения и реализации своих интересов. В современном мире любое государство, стремящееся сохранить себя и проводить национальные интересы за своими пределами, должно иметь в арсенале, во-первых, ряд инструментов, ограничивающих или сводящих к минимуму эффективность манипулятивного воздействия «мягкой силы» извне. Во-вторых, разработать собственную стратегию мягкосилового влияния. Эти инструменты можно назвать резистентными факторами, то есть вызывающими противодействие, защиту и борьбу объекта манипулирования за свою независимость, за свои интересы.
Прежде всего, такими факторами являются:
Образование - оно определяет каналы получения информации, а также уровень анализа и критичности; все получившие образование или гранты за рубежом могут рассматриваться как потенциальные носители ценностей страны-спонсора;
Идеология, повышающая негативное отношение и критичность к информации из альтернативных источников (при этом понижающая критичность к основному каналу). Например, сохранение внутренней стабильности и наличие иммунитета к политическим переворотам в Республике Беларусь во многом объяснятся особым вниманием к идеологии. Во всех госструктурах работают идеологические отделы; Академия управления при президенте РБ готовит идеологов и т.п.;
Социокультурная и религиозная идентичность, защищающая субъект манипулирования по тому же частичному принципу, что и идеология;
Социальный и политический опыт.
При этом следует помнить, что «мягкая сила», дополненная новейшими технологиями, позволяет довольно легко и быстро воздействовать на сознание людей, изменять историческую память, формировать новые смыслы. При этом сопротивление государства-мишени воздействию чуждых ценностей, информационной агрессии, психоисторическому вторжению подавляется с помощью таких форм МС, как «толерантность», «политическая корректность», «общечеловеческие ценности» и т.п. Сначала жертву лишают возможности сопротивляться, а затем, как заметил Дж. Агамбен, лишают статуса жертвы. МС чужой страны обезволивает государство и ослабляет его перед лицом «безлидерской» твиттер-революции (Тунис, Египет). Ну а там, где МС не срабатывает, появляются «демократизаторы» вовсе не мягкого типа (Ливия, Сирия).
Чужая, извне пришедшая «мягкая сила» успешна только там и тогда, где нет противодействия этому процессу, причем оно должно быть активным, наступательным. В сложившейся ситуации выход один - создавать и распространять антидот американской «мягкой силы». Причем работа эта облегчена уже тем, что концепцию разрабатывать не нужно. Необходимо лишь вложить в нее новые смыслы, ценности и цели, реализуя которые Россия сможет обеспечить не только собственные интересы, но и предложить современному миру альтернативный путь развития. И раз политическая воля проявлена, то дело за малым - выковать собственную мягкосиловую броню.
